– Мой Бог, – прошептал Леетш, вглядываясь в изображение на фотографии.
– Тут еще четыре сережки. Но, уверен, далеко не все его жертвы носили подобные украшения. Ох уж эти психические отклонения. Потрошители всегда имеют свои слабости, которые в итоге и выводят их на чистую воду, – констатировал русский офицер и строго посмотрел на дрожащего от волнения и страха Кунке. – Что мне с тобой делать? Вернуть в Германию или вздернуть во дворе?
– Пожалуйста, прошу, не надо… – пробормотал Кунке и разрыдался, захлебываясь соплями и слюной.
– Как поступим? – спросил русский.
Расслабившись, он закинул ногу на ногу, достал из нагрудного кармана пачку американских сигарет и закурил. Пуская клубы дыма, он изложил на родном языке суть происходящего своим подчиненным, заставив их единодушно удивиться лихому повороту истории с необычным пленником. Завязалась оживленная дискуссия, сопровождаемая периодическим избиением рыдающего Кунке, который повалился на пол и скорчился в позе эмбриона.
– Ты же понимаешь, Фриц, что просто так мы тебя отпустить не можем, – сказал наконец офицер, докурив сигарету, и все окружающие тотчас замолчали. – Меня мои командиры не поймут. Вот если бы ты дал что-то стоящее взамен… Не знаю даже что. Ведь если ты всего лишь полицейский, то мало что смыслишь в военном деле.
– Смыслю, – уверенно ответил Леетш и кивнул на карту. – В штабе пятьсот первого полка я видел карту их оборонительных позиций…
– Серьезно? – в очередной раз удивился русский. – Черт побери, Фриц, я только решил, что ты фанатичный патриот, а ты вот так просто предаешь своих солдат, сражающихся в том числе и за тебя? Объясни, чем так важно этому группенфюреру преступление против какой-то девушки из деревни? У вас что, изнасилования – такая редкость? Тут явно что-то нечисто, Фриц. И пока ты мне не расскажешь все как есть, я точно вас не отпущу.
– Расскажу, – без раздумий ответил следователь.
Вкрадчивый шепот заскрежетал по его мозгу, а пепельные пальцы острыми коготками вонзились в грудную клетку, под которой бешено колотилось сердце.
«Прокляты… Все вы теперь прокляты одним грехом, что совершил солдат… Не будет побед, не будет триумфа, пока не постигнет заслуженная кара того, кто совершил это со мной…»
– Она – внебрачная дочь фюрера, – сглотнув комок в горле, произнес Леетш, пытаясь заглушить царапающие его разум коготки.
– Адольфа Гитлера? – не поверил русский.
«Мне нужно отмщение… Найди его… Его смерть или смерть Тысячелетнего рейха… Он истязал мою плоть так, как я буду истязать плоть германских солдат, пока справедливость не восторжествует…»
– Да, – следователь кивнул и до боли сжал кулаки, впиваясь ногтями в собственные ладони, чтобы хоть как-то прогнать наваждение. – Он как-то отдыхал на курорте неподалеку, еще до того, как стал канцлером, и, насколько мне известно, в ходе отдыха на свет появилась эта девочка.
– Во дела, братцы, – русский офицер присвистнул. – А насильничек наш-то пришил дочку Гитлера.
– Лучше бы самого Гитлера хорошенечко отделал, – бросил кто-то, и все опять дружно засмеялись, добавив Кунке еще пару пинков.
– А ты видел, Фриц, самого-то фюрера? – поинтересовался офицер с искренним любопытством.
Леетш кивнул.
«Оберштурмфюрер… Вы видели? Видели?! Мой Бог, наконец-то хоть кто-то ее увидел, кроме меня! Вы должны сделать все, оберштурмфюрер, чтобы спасти наш рейх! Сделайте это ради меня! Отечество вас не забудет!»
– Правда, что он кокаинщик, и что у него припадки эпилептические? И что он уже плохо соображает?
Следователь покраснел, придя в ярость от столь неуважительных слов в адрес фюрера, но сдержался и как можно более спокойным тоном ответил:
– Он болезненно переживает поражения на фронте и бедствия, которые терпит германский народ.
– Ну, это нормально, – лицо русского опять приобрело наглое и веселое выражение. – Вот прокатим его в клетке, как обезьянку, от Ленинграда до Сталинграда, посмотрим, как болезненно он переживет зрелище тех бедствий, что претерпел по его вине советский народ. Вот это будет шапито хоть куда.
– Но девушку жаль, конечно, – чуть подумав, грустно добавил он и сердито зыркнул на всхлипывающего Кунке. – Может тут повесим его? А фюреру карточку пошлем?
Леетш промолчал.
– Ладно, Фриц, давай к столу. Показывай, что видел.
За следующие полчаса карта советского разведотряда пополнилась десятком свежих пометок. Разведчики одобрительно кивали, обмениваясь короткими фразами. Однако идея отпустить обоих немцев, да еще и служивших в СС, восторга не вызвала ни у кого. На что их командир ткнул в карту и сказал:
– Каждый кружочек нам бы тут обошелся в одного-двух бойцов. А так, братцы, наши-то в Берлине уже почти. А эти скоро и сами сдадутся, и оберштурмфюрера нашего мы и так возьмем через месяц-другой. Пусть идет свою немчуру дальше пытает и расстреливает. Нам только польза.
В предрассветной дымке русский офицер, укутанный в маскхалат, сделал последний шаг по направлению к подножию высоты, на которой закрепилась поредевшая немецкая рота, и снял с головы Леетша холщовый мешок.