Во всем мире не было более нелепого человека, чем Андрей Прохоров, зависший над пропастью между непостижимым злом и обыкновенной мразью с заряженным карабином, и вынужденный думать о заборах, чтобы не сойти с ума.
– Перед последним актом займите свои места, – со смешком сказал Тот, что в темноте. Свечи вокруг разгорелись ярче.
– Великий О-хон, Великий О-хон… – Молодой сектант благоговейно опустился на колени. Андрей при некотором везении смог бы его достать.
Но карабин был у старшего – и тот направил его на Ивана:
– Хватит болтовни, давай заканчивай! А то жена раньше помрет, чем ты тут отелишься…
– Но ты, выродок, будешь первым, – тихо сказали откуда-то сверху.
Андрей оглянулся.
На лестнице у двери в подвал стояло приведение. В белой ночной рубашке, свободно болтавшейся на теле – на обтянутых кожей костях, – оно смотрело на них и на разлившуюся вокруг тьму.
– О-хон, слушай последнее желание! Забери двоих за двоих, – сказало приведение, и рука-спичка указала на «гостей». – Двое отдадут, что взяли, но получат свободу. Это по правилам. А потом ты получишь меня.
– Галя… – прошептал Иван побелевшими губами.
Глядя на Галину, невозможно было понять, где она взяла силы, чтобы добраться до подвала, да просто чтобы встать с кровати. Но она преодолевала ступеньку за ступенькой, и глаза – единственное, что не изменилось в ней – горели недобрым ведьмовским огнем. Андрей, словно завороженный, смотрел, как она спускается.
– А ты хорошо знаешь правила, – сказал Тот, что в темноте.
– Всегда любила читать. Поторопись, О-хон!
Тот, что в темноте ничего не ответил: нефтяная лужа просто окружила бородача с карабином – и начала его пережевывать. Напарник завопил, но через секунду заткнулся: настала его очередь.
У темноты не было зубов, однако она жевала: хрустели перемалываемые кости, хлюпал ливер, потусторонняя нефть теперь отливала красным.
– Душа есть слово, а слово есть прах, – прошептала темнота и отступила, облизнувшись. – Тело – совсем иное.
На полу остались карабин и две кучи окровавленной одежды – как шкурки от помидор.
– Меня уже обгрызло до костей, О-хон. – Галина прикоснулась к впалой груди. – Но ведь с тебя довольно и объедков? – Ее бескровные губы скривились в улыбке. – Возможно, моя прежняя жизнь – лишь прелюдия к встрече с тобой…
– Возможно, – согласился Тот, что в темноте. От опрокинутой свечи занялись доски пола; по подвалу пополз черный дым, в котором все четче и четче проступала высокая фигура с увенчанной рогами головой. Под ногами твари плясали языки пламени.
– Прости за все, Вань, – сказала Галина, мельком взглянув в сторону мужа. – Андрей, уведи его, позаботься… И жене перезвони: она беспокоится. Ну же, уходите!
Пожелание было своевременным. Задыхаясь от дыма и прикрывая локтем лицо от нестерпимого жара, Андрей потащил застывшего в ступоре Ивана к лестнице.
Когда они выбегали из ворот, воздух позади содрогнулся от чудовищного крика, полного невыносимой боли. Или неудержимой страсти. Или того и другого вместе…
Через несколько мгновений крик стих. А еще через полминуты, когда Андрей уже стучался в ворота дома напротив, в подвале взорвались газовые баллоны.
Петр Ефимович успел покинуть квартиру до приезда полиции, а обитатели роскошного особняка в Нижних Озерцах исчезли задолго до появления ОМОН, так что уголовное обещало остаться «висяком».
Прошло три месяца: Валентина Павловна отлежала свое сначала в кардиодиспансере, потом в психоневрологии, и вскоре должна была отправиться домой в Озерцы.
– А что Ваня теперь? – спросила Лена, потягивая пиво. Они с Андреем сидели на кухне; Данька в комнате – почти что убранной – резался в «Доту» на ее рабочем ноутбуке.
– Мы договорились, что он поедет пока с тетей Валей, – сказал Андрей. – Ей сложно после всего, а ему податься некуда, надо отдохнуть, восстановиться… Хочется верить, пойдет обоим на пользу. – Он вздохнул. – Галку жаль. Вздорная была баба, а все же… Вон как оказалось.
– Ты кое-что недоговариваешь, Андрюх. – Лена посмотрела на мужа поверх бокала. – Ваня хотел квартиру в Москве, чтобы жениться на Гале… Гали больше нет, и коттедж, который он купил, продав квартиру, сгорел. А ты – что у тебя было за желание?
– Могу сказать, но… – Андрей замялся: ему правда было неловко. – Не смейся только.
– Не буду.
– Я считал, что все это не всерьез, понимаешь… И попросил, чтобы у меня никогда не было похмелья. – Андрей нервно засмеялся. – Сбылось: похмелья с тех пор и до сегодняшнего дня у меня не бывало. Потому что из любого алкоголя, который я собирался выпить, градус исчезал. Постоянно приходилось притворяться. Знала бы ты, что за гадость – безалкогольная водка, безалкогольный коньяк…
– Не знаю и знать не хочу. – Лена отхлебнула пива.
– Нет в жизни халявы: за любую хотелку приходится платить. Теперь вот хоть напиться могу по-человечески, дождался… А особо и не хочется. – Андрей поднял бокал. – Ну, давай, за хороших людей! Чтоб им было хорошо там, где они есть.