Как она выросла. Как Марвин Мейсон влюбился в нее. Как она поступила в колледж, и они обручились. Как она пережила ночь, когда тетя Мэй и дядя Роско погибли в аварии в Лидсвилле. Это было плохое время.
Еще хуже стало, когда Марвин Мейсон уехал. Он был на службе сейчас, за границей. Она осталась одна в доме, потому что это был ее дом.
Реба пришла через несколько дней, чтобы заняться домашним хозяйством, а доктор Клегг не перестал заходить, даже после того, как ей исполнилось 21 год, и она официально унаследовала свое имение.
Он, похоже, не одобрял ее нынешний образ жизни. Он спросил ее несколько раз, почему она не покинула этот дом и не переехала в не большую квартирку в центре города. Он был обеспокоен тем, что она не проявляет желания поддерживать дружеские отношения с людьми из колледжа; Авис с любопытством вспомнили о той заботе, которую он проявлял в детстве.
Но Авис больше не была ребенком. Она доказала это, удалив все, что всегда казалось ей символом взрослого господства; у нее снова появилось большое круглое окно в ее комнате.
Это был глупый жест. Она знала это, но почему-то все это вызывало у нее любопытство. С одной стороны, она восстановила связь со своим детством, и все больше и больше воплощений этого детства олицетворяло счастье для нее.
Когда Марвин Мейсон уехал, а тетя Мэй и дядя Роско умерли, осталось не так много вещей, которыми можно было заполнить настоящее. Авис сидела в своей спальне и размышляла над книжками, которые она так усердно склеивала, когда была девочкой. Она хранила свои куклы и старые сказочные книги; она проводила вяло текущие дни, изучая их.
За таким занятием можно было потерять чувство времени. Ее окружение не изменилось. Конечно, теперь Авис была старше, и кровать уже не казалась такой массивной, и окно не было так высоко.
Но оба были здесь, ожидая, когда девочка с наступлением темноты снова свернется калачиком и уютно устроится под простынями — согреется и будет смотреть в высокое круглое окно, которое окаймляет небо.
Авис хотела снова грезить.
Сначала она не могла.
В конце концов, она была взрослая женщина, уже помолвлена; она не была персонажем из «Питера Иббетсона»[10]. И эти воспоминания о ее детстве были глупыми.
Но они были милы. Да, даже когда она заболела и чуть не выпала из окна, было приятно грезить. Конечно, эти голоса и формы были не чем иным, как фрейдовскими фантазиями — все это знали.
Или они?
Предположим, все это было реально? Предположим, что сны — это не просто подсознательные проявления, вызванные диспепсией и давлением газа.
Что, если сны действительно являются продуктом электронных импульсов — или планетарных излучений, — настроенных на длину волны спящего ума? Мысль — это электрический импульс. Сама жизнь — это электрический импульс. Возможно, спящий похож на медиума, помещенного в восприимчивое состояние во время сна. Вместо призраков могут появиться существа из другого мира или другого измерения, если спящему предоставлен редкий дар действовать как фильтр. Что если сны питаются существом мечтателя, так же как духи получают эктоплазматические плоть и кровь, истощая энергии медиума?
Авис все думала и думала об этом, и когда она развила эту теорию, все ей, казалось, подходящим. Но она не станет никому рассказывать об этом. Доктор Клегг только посмеется над ней, или еще хуже, просто будет покачивать головой. Марвин Мейсон тоже не одобрит. Никто не хочет, чтобы она снова грезила. Они по-прежнему относились к ней как к маленькой девочке.
Хорошо, она была маленькой девочкой; маленькой девочкой, которая теперь может делать так, как ей нравится. Она будет грезить.
Вскоре после принятия этого решения снова появились сны; словно они ждали, когда она полностью их примет с точки зрения своей собственной реальности.
Да, они возвращались, медленно, понемногу. Авис обнаружила, что ей помогает концентрация на событиях дня, стремление вспомнить свое детство. С этой целью она все больше и больше проводила время в своей комнате, оставляя Ребу заниматься домашними делами внизу. Что касается свежего воздуха, она всегда могла открыть окно. Оно было высоко и маленьким, но она могла забраться на табурет и смотреть в небо через круглое отверстие, наблюдая за облаками, которые скрывали за собой синий цвет, и ожидая ночи.
Затем она расположится на большой кровати и будет ждать ветра. Ветер смягчится, и темнота скользнет, и вскоре она сможет услышать гудящие, картавящие голоса. Сначала вернулись только голоса, но они были слабыми и далекими. Постепенно они усиливались, и вскоре она уже могла различать узнаваемые индивидуальные интонации.
Неожиданно немного нерешительно снова появились фигуры. Каждую ночь они становились сильнее. Авис Лонг (маленькая девочка с большими круглыми глазами в большой кровати под круглым окном) приветствовала их.