Так было долго, очень долго. Мы поехали в Толедо, а потом в Детройт, в Индианаполис, Чикаго, Милуоки и Сент-Пол — ох, в разные, разные места. Но для меня все они были на одно лицо. Сначала мы тряслись в поезде, а потом Садини с Изабель ехали в гостиницу, а я оставался и следил, как выгружают наш багаж. Дальше реквизит (так Садини называл все предметы, которые использовал в своем «номере») ставили в кузов грузовика, и я давал кусочек бумаги водителю. Мы подъезжали к театру, и водитель выгружал реквизит перед входом, а я относил его в гримерную или за кулисы. Потом я все распаковывал, вот как это было.
В основном я спал в театре, в гримерной, и обедал вместе с Садини и Изабель. Правда, Изабель появлялась не очень часто. Она любила спать допоздна и еще, наверное, сначала стыдилась сидеть со мной за одним столом. Неудивительно — на кого я был похож в этой одежде, с такой спиной и такими глазами.
Позже, конечно, Садини купил мне новую одежду. Вообще он был со мной добрым, Садини. Часто рассказывал о своих трюках и «номере», и даже про Изабель. Я не понимал, как такой хороший человек может такое о ней говорить.
Пусть даже она меня не любила и с Садини держалась порознь, все равно я знал, что она ангел. Она была красивой, как ангелы в книжках, которые мне показывали Сестры. Конечно, зачем ей уродливые люди вроде меня или Садини с его черными глазами и черными усами. Не понимаю, как вообще она вышла за него, ведь она могла бы найти какого-нибудь красивого человека, такого, например, как Джордж Уоллес.
Она все время встречалась с Джорджем Уоллесом, потому что он был в той же труппе, с которой мы разъезжали по стране. Он был высоким, у него были светлые волосы и голубые глаза, во время своего «номера» он пел и танцевал. Когда он пел, Изабель всегда стояла за боковыми кулисами (они по обе стороны сцены) и смотрела на него. Иногда они разговаривали и смеялись, а как-то раз, когда Изабель сказала, что у нее разболелась голова, поэтому она едет в гостиницу, я увидел, как они оба зашли в гримерную.
Наверное, я зря сказал про это Садини, но все как-то случайно вырвалось — я не успел остановить себя. Он очень рассердился и задавал мне разные вопросы, а потом сказал, чтобы я держал рот на замке и смотрел в оба.
Теперь я знаю, что неправильно сделал, когда ответил ему «да», но тогда я думал только о том, что Садини был со мной очень добрым. И я смотрел в оба за ней и Джорджем Уоллесом, и вот однажды, когда Садини был в городе, я снова увидел их вместе в гримерной Уоллеса. Это было наверху, я на цыпочках подобрался к двери и стал смотреть в замочную скважину. Никого рядом не было, никто не видел, как я вдруг покраснел.
Я покраснел, потому что Изабель целовала Джорджа Уоллеса, а он говорил ей:
— Давай не будем больше тянуть, любимая. Подождем до конца гастролей и покончим с этим, ты и я. Смотаемся отсюда, поедем на побережье и.
— Кончай эту идиотскую болтовню! — Судя по голосу, она страшно рассердилась. — Мои миленький мальчик, я схожу по тебе с ума, но я прекрасно знаю, кто сколько стоит. Вик — это полный сбор, это успех; он за день заработает столько, сколько ты за год не соберешь. Любовь любовью, но на такую сделку я никогда не пойду…
— Вик! — Джордж Уоллес скорчил гримасу. — Что в нем такого особенного, в этом мыльном пузыре? Пара ящиков с реквизитом и черные усы. Каждый способен делать магические трюки, я сам смог бы, если бы мне была по вкусу эта дешевка. Да что за черт, ты ведь знаешь все его секреты. Вместе мы могли бы подготовить свой собственный номер. Как тебе моя идея? Великий Уоллес со своей труппой…
— Джорджи!
Она сказала это так быстро, так быстро отпрянула от него, что я не успел убежать. Изабель метнулась к двери и рывком распахнула ее — я стоял перед ней.
— Что за…
Джордж Уоллес подошел к ней и, когда увидел меня, хотел схватить, но Изабель шлепнула его по рукам.
— Не лезь! — сказала она. — Я сама займусь этим. — Потом она мне улыбнулась, и я понял, что она не сердится. — Идем вниз, Хьюго, — произнесла она. — Нам надо серьезно поговорить.
Никогда в жизни не забуду этого серьезного разговора. Мы сидели в гримерной Садини, только Изабелъ и я, больше никого. И она держала меня за руку, — такие мягкие, нежные руки, — смотрела мне прямо в глаза и говорила своим низким голосом, как песня, как звезды, как солнечный свет.
— Значит, теперь ты знаешь, — сказала она. — Стало быть, я должна объяснить тебе все до конца. Я, я не хотела, чтобы ты об этом знал, Хьюго. Думала, что ты не узнаешь это никогда. Но теперь, боюсь, другого выхода нет.
Я кивнул. Я боялся себя выдать и не смотрел на нее, просто смотрел на туалетный столик. На нем лежала Волшебная Палочка Садини — черная длинная палочка с золотым кончиком. Золото сверкало, сияло и слепило глаза.
— Да, это правда, Хьюго. Джордж и я любим друг друга. Он хочет, чтобы я ушла от Садини.
— Н-но Садини такой хороший человек, — сказал я ей. — Даже если он не выглядит, как хороший человек, он…
— Что ты хочешь этим сказать?