— Неважно, — настаивал он. — Отдай шкатулку мне. Я узнал, что ты украл эту шкатулку у девушки в замке.
— Она была одной из наших людей? — прошептал незнакомец. — Я не знал, иначе не стал бы вмешиваться. Я думал, что был единственным, кто знает о приходе нацистов.
Дрейк колебался лишь мгновение.
— Кто ты такой? — рявкнул он.
— Вы же знаете, мы не спрашиваем имен, — парировал незнакомец. — Но я могу дать вам пароль.
— Тогда дай его мне.
— «Молчание».
Дрейк услышал шепот и опустил оружие. Он не мог сомневаться в лозунге подполья. Этот незнакомец был одним из членов организации, сражавшейся за свободу Франции. И в соответствии с Кодексом подполья ему не нужно раскрывать какую-либо компрометирующую информацию о своей личности.
И все же Дрейк не мог избавиться от дурных предчувствий. Он снова уставился на лицо в маске, на руки в перчатках таинственного человека в черном. Незнакомец обернулся и пожал плечами.
— Почему я ношу маску? Почему я прячу руки в перчатках? — его шепот был едва слышен. — Объяснение простое, хотя и неприятное. Я был солдатом, месье. Солдатом во французской армии. Это произошло во время отступления от линии Мажино.
Подошли танки и люди с огнеметами. Они обожгли мое лицо и тело. Когда меня нашли, то сочли мертвым. Но в больнице в Париже мне спасли жизнь. В этом они преуспели, но не смогли сохранить мое лицо. Вы понимаете? Вот почему я скрываю свои руки и тело, из-за шрамов. И я должен скрыть то, что у меня осталось вместо лица.
Голос шептал горько, резко, напряженно.
— Они хотели оставить меня там, в больнице как инвалида. Но у меня есть дело: надо отдать должок нацистской орде. Я вышел из больницы, связался с подпольем. Они не могли использовать меня в Париже из-за моего… уродства. Так что я сражался один, по-своему. И вот я явился сюда. Случайно я узнал, что местный гауляйтер приказал напасть на замок. Я не знал его цели, но пришел к замку, думая угадать цель его поисков. Потом обнаружил девушку, которая забирала эту шкатулку. Не было времени на расспросы. Я взял шкатулку, убежал — и остальное вам известно.
Дрейк кивнул.
— Повезло, что мы встретились, — сказал он. — Ты ошибаешься, если думаешь, что в подземелье для тебя нет места. У тебя есть большая сила и большее мужество. Я буду счастлив сопровождать тебя сегодня вечером в нашу штаб-квартиру — мы проводим важное совещание. Познакомлю с Шарманом, нашим лидером. Он найдет для тебя место.
— Но я не могу, — прошептал незнакомец. — Если они увидят меня…
— Возможно, твое уродство мне не по душе, — осторожно ответил Дрейк. — Но это не имеет значения, уверяю. Не важно, что стало с твоим лицом.
— Вы не понимаете, — простонал незнакомец. — У меня нет лица.
Они дали мне кое-что еще. Дурак, неужели вы не понимаете, что со мной сотворили? Тогда смотрите!
Рука в черной перчатке поднялась к перебинтованному горлу незнакомца. Одним судорожным жестом он сорвал с головы черный балахон. Дрейк уставился на то, что сверкало в мерцающем лунном свете; уставился на вопиющий ужас, угнездившийся на плечах незнакомца, на ужасную реальность того, на что намекала Розель Шарман. У незнакомца не было лица. В железной ухмылке, наглой, как рок, застыла гримаса Железной маски!
3. Гауляйтер наносит удар
— Кодовое слово? — потребовал Пьер Шарман.
Высокий лысый старый француз уставился на незнакомца в маске, и в его суровых голубых глазах мелькнул гордый вызов.
— «Молчание», — прошептал голос из-за черного бархатного покрывала. Лидер подполья Дюбонна медленно кивнул. Затем Пьер Шарман повернулся к Эрику Дрейку, стоявшему рядом с человеком в маске.
— Кто этот человек и где вы с ним встретились? — спросил он.
Дрейк рассказал всю историю просто и без колебаний.
— Я думаю, он может нам помочь, — сказал он. — И он принес шкатулку.
Глаза Пьера Шармана сверкнули.
— Это хорошо! — сказал он. — Очень важно, чтобы мы, подпольщики, сохранили документы в шкатулке. Здесь хранятся все древние официальные бумаги Дюбонны — некоторые из них были спасены еще со времен Революции. Гауляйтер Хассман отдал бы правую руку, чтобы завладеть ими.
Он встал и протянул руку. Ее схватила черная рука обгоревшего солдата в железной маске. Дрейк стоял, наблюдая за странной картиной — и это было странно. Ибо все трое находились в штаб-квартире Дюбоннского подполья, расположенной на складе местной пивоварни. Окруженные горами бочек, партизаны сидели на корточках в огромном помещении; свет единственной свечи отбрасывал жуткие тени на бочки и стены. Впечатление было такое, словно они очутились в огромном винном погребе какого-то сказочного людоеда — эти три несообразные фигуры; старый француз, молодой американец и существо, одетое в черный кошмар из плаща и капюшона.
Оценка гротескной сцены отразилась в чьем-то внезапном крике.
Все трое повернулись лицом к двери.
Розель Шарман стояла, прикрыв рукой алые губы и оборвав крик, который мог выдать их всему миру. Но ее голубые глаза расширились от ужаса, когда она увидела, как отец пожимает руку нападавшему на нее существу.
— Mon pere, — выдохнула она. — Он здесь!