Рассказы. Том 2. Колдовство

Место было жутким. Ветви мертвых деревьев закрывали солнечный свет, и только бледные призраки его лучей бродили по темным болотным лощинам. Гнилые бревна и скользкие ползучие растения покрывали топь и зыбучие пески, по которым я брел за Мартином. Детская память вела его правильно, так что он избегал серых, пузырящихся пятен более глубокого ила. Эйлер-топ отметил этот факт, удивившись тому, что после стольких лет ничего, казалось, не изменилось.

Сначала меня поразили физические преграды, с которыми мы столкнулись. Постепенно, однако, по мере того, как мы углублялись в темное болото, я стал больше осознавать другие, менее осязаемые вещи. Место выглядело гиблым и пахло гнилью и разложением. Мох и грибовидные наросты цеплялись за серые стволы деревьев; раздутые поганки вздымали мясистые мертвые головы на толстых стебельчатых шеях, торчащих из ила. Бульканье болотных газов под нашими сапогами сопровождалось тихим звуком, или, скорее, шумом, который, казалось, усиливал тишину и в то же время был ее частью. В ветвях не было ветра, и мы не заметили в этих краях ни птиц, ни животных.

И все же когда-то здесь была жизнь, потому что вскоре мы наткнулись на ветхую старую изгородь, которая беспорядочно петляла по нижнему болоту. Мартин, подозвав меня, повернулся и пошел вдоль извилистых деревянных очертаний, пока не достиг ивы, склонившейся над землей. И там, в глубокой, темной тени древних ветвей, лежал бездонный пруд.

Он оказался маленьким — всего шесть футов в поперечнике — и черным. Черная как смоль вода, неподвижная. Пруд походил на большой немигающий глаз, зрачок которого покрывала отвратительная зеленая пена.

Подобное сравнение довольно фантастично — но что-то во внешнем виде бассейна вдохновило меня на такие мысли. Это было странно, и как-то неестественно. Нехорошо, что этот маленький пруд оказался здесь, на болоте, и, конечно, он выглядел таким же зловещим, как любое другое природное образование, которое я когда-либо видел.

Несколько мгновений Мартин стоял, вглядываясь вглубь.

— Вода тоже черная, — пробормотал он — странно, что в тишине человеческий голос всегда звучит приглушенно.

— Черная, как чернила, — добавил он и опустил руку в бассейн, стряхивая пену и собирая тёмные капли, чтобы я увидел. Вода и правда была черной, и разложившееся в ней вещество придавало ей вид испещренной темно-зелеными прожилками воды.

— Место достаточно жуткое для тебя? — спросил Мартин.

Я кивнул.

— Оно и нас напугало, когда мы были детьми, — заметил он. — И я бы сейчас не был так уверен в своей реакции. Однако какая обстановка для рассказа!

— Возможно.

Теперь я смотрел в безмолвную воду и гадал, что вызвало во мне желание развернуться и убежать. Собственные нервы оказались слабыми? Я поспешно отвел взгляд.

— Смотри! — крикнул Мартин. На самом деле он произнес слова нормальным голосом, но в отличие от нашего прежнего приглушенного бормотания, то был крик.

— Глянь-ка на ящерицу! — воскликнул он. И действительно, поверхность черной воды расступилась с расширяющейся рябью, и появилась какая-то маленькая темная ящерица. Она лежала на спине, словно мертвая. Я протянул руку, взял ее и вытащил.

— Да ведь к ней прикреплена нить! — ахнул я.

Нитка уходила в воду. В этот момент кто-то потянул за нить из пруда. Он вырвал маленькую мертвую рептилию прямо из моих рук, но что-то прикрепленное к ней зацепилось за мой плащ, прорезало его и больно впилось в бок. Крюк!

— Я попался! — воскликнул я, шагнув к бассейну, чтобы облегчить боль от укола в бок. Но теперь нить натянулась и короткими рывками тянула меня к краю черного бассейна. Я схватил ее обеими руками, уперся ногами в самый край, и откинулся назад. Но дерн, на котором я стоял, осыпался, и я скользнул ногами вперед, словно в стигийские воды.

— Помоги! — воскликнул я.

Мартин прыгнул вперед и схватил меня. Мощным рывком он вытащил меня обратно на берег. Вода стекала по моему телу, и теплая кровь обжигала глубокую рану в боку. Я чувствовал слабость. Мартин тихо ругался, намазывая йодом порез под моей рубашкой, а я громко бранился от боли. Никто из нас пока не был готов говорить, но внезапно Мартин повернул голову и снова бросился к краю бассейна. Он молча указал рукой. Еще одна ящерица, крупнее первой, поднялась на поверхность пруда. Она покачивалась и, казалось, манила. Мартин нахмурился, указал на мой израненный крюком бок и прорычал одно-единственное слово:

— Наживка!

Наживка? Какая еще наживка? Ящерица? Я презрительно фыркнул. Но всю дорогу домой мы дивились случившемуся. Мы спорили, пока я переодевался в сухую одежду; спорили, пока я перевязывал бок; размышляли во время ленча, и лихорадочно спорили весь долгий день.