Он сделал выпад, но резкий рывок остановил его.
— Обычно он очень тихий. Мы позволили ему построить лабораторию в его комнате в санатории, и он был вполне счастлив, собирая какую-то машину. Но сегодня он исчез. К счастью, мы сразу же проследили его путь до этого места; пора отправить его на попечение к медсестрам. Извините, что доставили вам беспокойство — но мы были бы признательны, если бы вы ничего не сообщали властям. Он находится в частном учреждении, и, учитывая его прошлое положение, семья была бы благодарна за секретность.
Стенхоуп кивнул. Мужчина обернулся.
— Пойдемте, мистер Кларк, — сказал он. — Вернемся в лабораторию.
Это послужило сигналом для странной сцены. В этот момент Кларк должен был проявить своё безумство и упасть, чтобы его с криками выволокли из комнаты. По традициям драматургии, это должно было произойти. Вместо этого Волмар Кларк, математический гений и специалист по оптике, выпрямился во весь рост и улыбнулся редактору Стенхоупу.
— Хорошо, — сказал он. — Извините за наше маленькое собеседование, Стенхоуп. Еще минута, и я… ладно, не важно. Жаль, что вы не поняли, о чём я говорил. Я работаю над этим уже год.
С этими словами он повернулся, и двое энергичных мужчин вывели его из комнаты. Стенхоуп опустился в кресло за столом и вытер лоб. Что за денек! Слава богу, теперь все позади. Он еще раз взглянул на свое отражение в зеркале. Он был изможден. Нет смысла возобновлять чтение рукописи, пора идти домой и отдыхать. Бесполезно подвергать свой ошеломленный мозг проверке на соответствие стандартам «научной достоверности каждой истории». Не сейчас.
Внезапно его взгляд упал на серебристый предмет, все еще лежавший на столе. Линза Кларка. Он оставил ее здесь! Охранники этого не заметили. Кларк тоже. Или заметил? Оставил здесь прибор нарочно? Редактор Стенхоуп вспомнил загадочные прощальные слова. Он снова взял журнал и невидящим взглядом уставился на обложку.
«Каждая история научно достоверна».
Он устало улыбнулся. Ну, история Кларка не была научно достоверной. Тайна это или не тайна, но человек не проходит сквозь стеклянные зеркала в новые миры. Теории не оправдались. Никакой научной точности. Он отверг эту идею, как отверг бы рассказ. Но подождите минутку. Когда-то этот безумец был гением. Он все еще был искренен. Как редактор, Стенхоуп восхищался искренностью. Он не откажется от рассказа, не прочитав его сперва. Мог ли он полностью отвергнуть теорию Кларка, не проверив ее?
Испытание заключалось лишь в том, чтобы посмотреть сквозь линзу. Когда Кларк принуждал его, Стенхоуп боялся, захваченный словами безумца. Теперь страх прошел. Он мог спокойно посмотреть сквозь линзу, выяснив, какие принципы приводят в действие механизм. Почему бы и нет? Прибор-то здесь.
Стенхоуп лениво склонился над трубкой, все еще сжимая в руке журнал. Он приподнялся и, прищурившись, осмотрел длинную камеру, затем поднял цилиндр и направил его на свое отражение в зеркале. Он посмотрел вниз. Не увидел ничего, кроме серого тумана. Потом вспомнил о системе рычагов. Свободной рукой он небрежно покрутил сначала один рычаг, потом другой. Покрутил обратно, примериваясь. Ах. Вот оно. Его лицо, его тело в зеркале. Комната в отражении.
Да ведь это устройство совсем не изменило изображение! Кларк был вне себя. Он отрегулировал фокус, как если бы смотрел в микроскоп. Каким ясным было его отражение в зеркале!
Нет. Теперь уже не так ясно. Все расплывалось. Снова туман. И… у него разболелись глаза. Серия мерцающих, ярких огней, казалось, пробежала от зеркала вверх по трубке к его глазам, а от них в мозг. Его глаза и мозг словно прилипли к линзе. Как будто у него больше не было глаз, а мозг стал частью линзы.
«Глаза, мозг и трубка — все это часть механизма», — сказал Кларк. Но Кларк злился. Тогда он, должно быть, сошел с ума, вообразив, что эти яркие лучи ярче ультрафиолетовых. Они двигались по кругу, и Стенхоуп видел круги. Это было невозможно, но он знал, что это такое. Трубка была заполнена вращающимися линзами, которые двигались под странными углами, искажая изображение, на которое он смотрел, посылая ослепительный свет, который был не светом, а электричеством, в его мозг. Он не мог отвести взгляд, не мог думать. Он чувствовал себя единым целым с тем, что находилось за ним, чувствовал, как погружается в него.
На одно кульминационное, ужасное мгновение у него возникло странное ощущение, что он смотрит не внутрь, а наружу; световые волны, казалось, были обращены вспять, текли от сетчатки глаза, а не к ней. Ему казалось, что он находится на дне трубы и смотрит вверх, а не вниз. А потом изображение в зеркале делалось все ярче и ярче, все больше и больше, и Стенхоуп почувствовал, как его тело плавает в кругах света. Ахнув, он рухнул на пол в серой комнате. Через мгновение открыл глаза и быстро заморгал. На один ужасный миг ему показалось, что он ослеп. Затем сверкающий туман рассеялся, и он смог видеть.