Рассказы. Том 1. Мифология

Ужасное подозрение становилось отвратительной явью. Жрецы Нефрен-Ка защищали свою веру. Эта гробница мертвых предводителей культа была их святилищем, их храмом. И когда посторонние проникали в их тайну, жрецы заманивали их сюда и убивали, дабы другие не узнали слишком много.

Не случится ли с ним то же самое?

Жрец молчал и пристально глядел на Стену Истины.

— Полночь, — тихо произнес он. — Я должен отодвинуть занавес и открыть изображение грядущего дня. Капитан Картарет, вы выразили желание увидеть, что уготовило вам будущее. Сейчас ваше желание исполнится.

Плавным движением он чуть отодвинул занавес. И молниеносно отпрянул.

Из складок бурнуса взлетела рука. Сверкающий кинжал прорезал воздух и вонзился в спину Картарета, мерцая красными отблесками огней. Кровь, что потекла из спины капитана, была еще краснее.

Издав короткий стон, белый упал. В его глазах застыло выражение неизбывного ужаса, порожденного не одной только смертью. Ибо, падая, капитан Картарет успел прочитать свое будущее на Стене Истины — доказательство безумия, что не могло существовать.

Умирая, капитан Картарет увидел, как его зарезал жрец Нефрен-Ка. Увидел, как истекли часы его бытия.

Жрец исчез из безмолвной усыпальницы в тот миг, когда последний взор умирающих глаз явил Картарету изображение неподвижного белого тела — его тела — лежащего в объятиях смерти у подножия Стены Истины.

КУКОЛКА (The Mannikin, 1937) Перевод В. Полякова

Сразу должен оговориться: я не очень уверен, что история, которую собираюсь рассказать, произошла на самом деле. Может быть, весь этот кошмар мне просто приснился, а если это был сон наяву, то, очевидно, это было первым симптомом страшного психического расстройства. Сам же я, конечно, не вижу причин сомневаться в истинности собственных ощущений. Что знаем мы, в конце концов, о реальной картине жизни на Земле?

Чудовищные уродства, мерзкие извращения, в которые разум отказывается верить, — все это существует, живет рядом с нами. С каждым годом в копилке открытий — научных ли, географических или философских — накапливаются все новые и новые факты, подтверждающие так или иначе одну простую истину: мир наш, оказывается, совсем не таков, каким мы его, в наивной слепоте своей, вообразили. С некоторыми из нас время от времени происходят странные вещи, в результате чего каждый раз завеса перед неведомым чуточку приподнимается. И выясняется: дикий, невообразимый ужас — здесь, совсем рядом! Позвольте, а есть ли вообще у человека основания полагать, будто выдуманный им «окружающий мир» существует реально?

Впрочем, судьба посвящает в страшную тайну лишь одного из миллиона, оставляя гигантские массы людей в блаженном неведении. То и дело слышим мы о пропавших без вести путешественниках, об ученых, сгинувших вдруг бесследно, — и тут же, не моргнув глазом, объявляем безумцем смельчака, который, чудом вернувшись в нашу реальность, осмеливается рассказать миру о том, что он увидел за ее пределами. Многие в такой ситуации предпочитают помалкивать, и вряд ли стоит тому удивляться. Так и живет человечество, не подозревая о том, что поджидает его совсем рядом, за порогом привычного бытия.

Мрак этот понемногу просачивается в нашу жизнь: то и дело слышим мы разговоры о каких-то морских чудовищах и подземных тварях, вспоминаем легенды о карликах и гигантах, читаем научные сообщения о случаях противоестественного зачатия и рождения. Войны, эпидемии, голод — все это пробивает брешь в незримой стене: черная гидра кошмара выползает из-под фальшивого фасада человеческой сути, и тогда узнаем мы о людоедстве и некрофилии, о гуллях, пожирающих трупы, о гнусных ритуалах жертвоприношений, о маниакальных убийствах и преступлениях, оскверняющих само имя Бога.

Сейчас, размышляя о том, что довелось мне пережить самому, сравнивая свой собственный опыт с рассказами других таких же невольных очевидцев, я начинаю опасаться за собственный разум. Поэтому, если можно только придумать сколько-нибудь правдоподобное объяснение всей этой истории, я молю Господа: пусть же кто-то это сделает, и как можно скорее!

Доктор Пирс говорит, что я нуждаюсь в полном покое. Он-то, кстати, и предложил мне изложить свои воспоминания на бумаге, надеясь, очевидно, хотя бы таким образом остановить нарастающий поток ужаса, который вот-вот, кажется, настигнет меня и поглотит навсегда. Но нет покоя в душе моей и не будет его до тех пор, пока я не узнаю всей правды или пока не встретится на моем пути человек, который сумеет раз и навсегда убедить меня в том, что все эти страхи не имеют под собой абсолютно никаких оснований.