Можно предположить, что Александр I знал о скандальном прошлом графини и не хотел осложнений с французским двором, где к тому времени вновь воцарились Бурбоны. Вполне вероятно, и во Франции кое-кому было известно о подлинной судьбе Жанны де Ламотт.
Мстительный Людовик XVIII, деверь казненной Марии-Антуанетты, мог потребовать выдачи преступницы, принесшей в свое время столько неприятностей его семье. Вот почему, как говорится, от греха подальше, неудобную графиню Гаше вынудили переселиться в Крым.
Недавно было высказано предположение, будто беглая графиня являлась хранительницей какой-то тайны, к которой имело отношение русское правительство. Может быть, в свое время она оказывала кое-какие услуги русской дипломатии или выполняла некоторые деликатные поручения той же Ю. Крюденер. Не исключено, что она была посвящена и в интимные дворцовые секреты русского двора, торговля которыми (как когда-то и секретами французского двора) могла принести ей доход, а императорской семье неприятности. Что ж, все может быть. В таком случае, тем более, любые записки этой дамы, не дай бог, хранящиеся у нее документы могли оказаться взрывоопасными.
Поначалу Гаше жила в Кореизе, в имении, позже известном под названием «Гаспра», потом обитала у подножия Аюдага, в том самом домике, который заинтересовал в свое время Мицкевича, а затем поселилась в окрестностях Старого Крыма. Тут и была похоронена в мае 1826 года, завещав выбить на могильной плите французскую надпись.
Признаюсь, все эти подробности жизни Гаше в России, о чем говорилось выше, я узнал спустя некоторое время. Тогда же, прочитав новеллу Вс. Рождественского, честно говоря, усомнился в ее достоверности. Поистине история неправдоподобная, более того, невероятная. Но тут же вспомнилось — разве не предупреждал Стефан Цвейг: имея дело с Жанной де Ламотт, следует приучить себя к мысли, что самое невероятное должно восприниматься как реальность, ошеломляющее и удивительное — как факт. Связаться с автором новеллы не составляло труда — он жил в то время в Ленинграде. Обратившись к нему с письмом, я попросил развеять мои сомнения.
Ответ Всеволода Александровича не заставил ждать. В нем он писал по поводу Жанны де Ламотт и ее последних дней в Крыму: «Это действительно устный рассказ Максимилиана Александровича Волошина, то есть, в сущности, не рассказ, а просто упоминание о том, что в своих прогулках по Восточному Крыму он нашел на татарском кладбище в деревне Арматлук (расположена между Феодосией, Коктебелем и Старым Крымом) могильную плиту с надписью на французском языке и знаменитой фамилией авантюристки XVIII века. Он пояснил, что надпись и имя разобрал с трудом (плита очень старая), и при этом заметил, что хорошо было бы восстановить события, приведшие де Ламотт в Крым. Вот и все в этой истории. Остальное — чистый плод моего воображения», — заключил свое письмо Вс. Рождественский. И добавил, что никакими источниками он не пользовался, кроме своих воспоминаний о романе А. Дюма. Хотя, вероятно, в свое время и очень давно «читал редкую книгу М. И. Пыляева. Возможно, что-то и оттуда осталось в памяти».
Последние слова побудили меня обратиться к воспоминаниям современников — Ф. Ф. Вигеля и Г. Олизара, но в особенности к книге М. И. Пыляева, где он упоминает о темно-синей шкатулке, подумалось: может быть, похититель, взяв бриллианты (если, конечно, они были), документам не придал значения и просто выбросил их. А ведь среди них могли сохраниться весьма любопытные бумаги. Воображение литературного разыскателя рисовало заманчивую картину. Что если где-нибудь в архиве или на чердаке все еще лежат и пылятся похищенные вместе с бриллиантами бумаги графини Ламотт-Валуа-Гаше.
Оказалось, что загадочной графиней в свое время уже интересовались историки и краеведы. Было установлено, что после смерти мадам Гаше вокруг ее вещей и бумаг завертелось целое дело. В канцелярии таврического губернатора оно числилось под № 9 за 1826 год, состояло из сорока листов и было озаглавлено «Об отыскании в имуществе покойной графини Гаше темно-синей шкатулки».
Обратимся к этому делу, восстановим его обстоятельства и ход событий.
Ночью, накануне смерти, графиня разобрала свои бумаги, часть из которых, по свидетельству ее служанки, бросила в огонь. Слух о том, что перед кончиной она будто бы бредила бриллиантами и рассматривала драгоценности, тоже исходил от служанки. Как и рассказ, что графиня распорядилась не обмывать ее и похоронить, не раздевая. Мы знаем, просьбу эту не выполнили. Хоронили ее два православных священника — русский и армянский, за неимением католического.