Рассказы старого матроса

Мы повернули на восток. Сказать по правде, мало было радости смотреть, как пируют акулы. Да и неспокойно было оставаться среди этих вулканов. Нельзя ручаться, что им не придет в голову снова устроить такое развлечение.

В ноябре мы вернулись во Францию.

В конце этого месяца я заехал в Бордо навестить свою старую тетку. Она теперь уж давно померла, а не умри она, так было бы ей сейчас лет сто двадцать. Ну, вот вечером иду я по улице. Что за чорт? Солнце давно уже зашло, а все небо покрыто на западе огненными языками. Светло было, как днем. Газовые фонари на улицах горели зря. Свет их был совсем зеленый. Все так и останавливались посреди улицы полюбоваться странным зрелищем. Казалось, мы видели зарево огромного пожара. Громадные красные языки поднимались над землею. Часа через два все исчезло, но на другой вечер повторилось то же самое. Говорили, что будто это северное сияние, но я-то видал северное сияние. Совсем не похоже. Да и с какой стати северному сиянию показываться на западе после захода солнца.

Умные люди, впрочем, скоро догадались. Дело в том, что в других местах такие явления стали наблюдаться с конца августа, т.-е. вскоре после извержения Кракатао. Частицы пепла и пемзы были выброшены на такую высоту, что они носились в верхних слоях атмосферы [6].

Дед с удовольствием говорил все это, поглядывая на Жозефа. Любил старик показать, что и он не лыком шит, не хуже, дескать, учителя.

— Стало быть, солнечные лучи и отражались на этой всей дряни, которая носилась по воздуху. А в январе уже здесь, в Аркашоне, выдался холодный день, и даже выпал снежок. И вот снег этот сверху был покрыт серым слоем какой-то странной грязи. To-есть странной она была для других. Я-то сразу узнал ее и собрал немного в коробку. Когда грязь высохла, она превратилась в пепел. Это был пепел вулкана Кракатао, дети мои. Вы видали, как в комнате, если накоптит лампа, копоть долго летает в воздухе. Ну, а этот подлый вулкан был немного побольше лампы. Не правда ли? Он закоптил всю землю и копоть летала по воздуху несколько лет.

Я потом читал в газетах, что такой же пепел находили и в Германии и в Норвегии...

Да, наделал делов Кракатао... семьдесят тысяч человек погибло тогда на несчастных островах... А люди все-таки живут там. Не боятся. Что значит привычка. А кругом еще штук пятьдесят вулканов, которые, того гляди, начнут коптить и небо и землю.

Так вот... А ты говоришь, в книжках прочел. Видеть это надо было... Вот что...

Ну, теперь брысь!.. У меня дела непочатый угол... а тут чеши с вами языком. Отчаливайте!

Говоря так, старик уже клевал носом.

А мы с почтительным страхом смотрели на коробок, где хранился страшный пепел, перелетевший через два океана и видевший землю с высоты в десять раз большей, чем самые высокие горы.

Безымянный палец дедушки Биссанже

Однажды вечером мы сидели на бульваре, который шел от пристани Лафайета.

Жозеф забавлялся со своим фокстеррьером.

Он нашел его еще щеночком, умирающим под забором.

Жозеф приютил песика, воспитал и обучил его разным штучкам.

Собаку звали Шерш, что по-русски значит «ищи».

Шерш умел притворяться мертвым, ходить на задних лапах и вытаскивать из моря всевозможные плавающие предметы; кроме того он замечательно ловил крыс. Отец Жозефа, сначала смотревший на собачонку косо, в конце концов, с нею примирился и даже иногда после обеда угощал ее костями.

У Шерша был темперамент охотника.

Ему было скучно сидеть, сложа лапки. И иногда он здорово трепал соседских кур. Конечно, его за это драли.

На бульваре было многолюдно, как всегда вечером.

Сюда приходили и рабочие и конторщики с семьями поболтать после трудового дня.

Вдруг произошло нечто удивительное.

Поперек бульвара стремительно промчалась большая зеленая ящерица, а за нею большая серая змея. И преследуемая и преследующая не обращали решительно никакого внимания на гуляющих.

Женщины с визгом подобрали юбки; какая-то толстая мать семейства опрокинулась вместе со скамейкой, но больше всех происшествием заинтересовался Шерш.

Он метнулся с быстротой урагана и впился зубами в шею змеи. Все это произошло в одну секунду. Змея обвилась вокруг белого туловища фокса, и оба покатились по бульварной пыли.

На бульваре всегда расхаживал полицейский, ветеран франко-прусской войны, у которого не было другого дела, как дергать за уши шаловливых ребят. На этот раз он доблестно обнажил шпагу и кинулся к сражающимся.

Он не успел подбежать, как вдруг Шерш отпрыгнул с жалобным лаем и бросил змею.

Она стала извиваться на песке; повидимому, Шерш перекусил ей хребет, и она не могла ползти.

Тут подошел полисмен и добил ее своею шпагою.

Собралась толпа народа.

Все делали замечания. Но вот сквозь толпу протиснулся какой-то немолодой уже человек в чесучевом пиджаке, с круглыми очками на лбу. Запыхавшись, он подбежал к змее, поднял ее за хвост, бросил и спросил взволнованным голосом:

— Скажите, господа, она никого не ужалила?

— Никого, — отвечала разом толпа.

— Она ужалила Шерша! — воскликнул Жозеф, ища глазами своего друга.

Все обернулись к собаке.