Рассказы старого лешего

— Господа, я вижу, вы складываете свои инструменты. Очень хорошо! Отлично! Вы, как говорится, потрудились на пользу отечества и теперь…

— А скажите, я вас спрашиваю, в кого вы там стреляли? — грозно вопросил лохматый, становясь перед вежливым дачником.

Художник с турецким носом (его звали Анатолий) схватил лохматого Алешу выше локтя и крепко нажал.

— Алеша, успокойся, замолчи!

Вежливый дачник удивленно посмотрел на Алешу.

— В кого же мне, господа, стрелять? В газеты стреляю. Ружье пробую. Недавно купил в магазине Рогена. Четыреста двадцать отдал. Бельгийское. «Пирло и Фрезар». Стволы Дамаск, бой изумительный.

Все с уважением посмотрели на ружье.

Вежливый дачник снова приподнял котелок, приложил руку к сердцу и в избытке чувств промолвил:

— Господа! Осмелюсь пригласить вас к себе. После трудов праведных и закусить не грех.

При слове «закусить» в пустых желудках художников сильно засосало, и они алчно посмотрели на дачника. Выступил Анатолий:

— Мы очень благодарны вам за ваше любезное приглашение, но мы стесняемся доставить вам много хлопот.

— Господа, какие там хлопоты! Я сейчас живу один, все мои уехали в Москву, а я вот тут последние вещи отправляю в город. Идемте, господа, тут недалеко… Вы это музам там разным служите, а я больше утробе своей угождаю, да вот еще рыбку люблю ловить.

Компания художников, с надеждой на угождение утробе, отправилась вслед за дачником. Скоро дошли до большой богатой дачи. На застекленной террасе художники попросили у хозяина разрешения сложить этюдники, зонты, мольберты и посмотреть этюды. Этюды расставили у стены и стали придирчиво рассматривать и свои работы, и товарищей. Каждому казалось, что у других и свежей, и колоритней, и смелей написано. Несколько раз переставляли этюды, и в конце концов всем стало ясно, что лучший этюд у Анатолия.

Вежливый хозяин смотрел и восхищался.

— Господа, это у вас прекрасные картинки. Продайте мне, господа.

Художники посмотрели друг на друга. У всех мелькнула мысль: подарить придется.

— Охотно исполним ваше желание, — сказал Анатолий, — но этюды надо еще немного подработать дома. Вы нам дадите свой адрес, и мы вам принесем.

Этюды убрали. Прямо с застекленной террасы художники попали в обширную столовую, отделанную дубом, с громадным столом посредине. Стулья с высокими спинками окружали стол.

— Феня! — закричал вошедший хозяин, — Феня! Собери-ка ты нам, что там осталось. Да не тут, а в моем кабинете. Господа, прошу вас в мой кабинет.

Художники прошли за ним и очутились в комнате, где все стены были увешаны коврами, а на них в бесчисленном количестве красовались удочки, сачки, подсачки, спиннинги, всевозможные поплавки, какие-то хитроумные приборы, сети, а в центре — блестящие остроги и в два, и в три, и в четыре зубца. Тут же расположились разборная надувная лодка, палатка со всеми удобствами, всех систем складные стульчики, зонты и шляпы и от солнца и от дождя.

Все это художники рассматривали довольно холодно, так как их мысли были погружены в мечты об ожидаемой закуске. Феня в белой наколке, нарядная и хорошенькая, накрывала стол.

— Вот, господа, мы с вами, поди, целый час разговоры разговаривали, а ни я вас, ни вы меня не знаем, как величать надо. Меня зовут, господа, Иван Поликарпович Брюжанов.

Художники представились, назвавшись просто по именам: Вася, Анатолий, Алеша.

— Ну что ж, господа, не будем терять золотое время!

Художники повернулись к столу и чуть не ахнули — стол был полон.

— Я сам-то не пью, — говорил Иван Поликарпович, усаживая гостей. — Ну а вы — люди молодые, вам можно по маленькой. А я вот декохт употребляю — печенка у меня не в норме. Доктора прописали.

— За здоровье хозяина! — возгласил Вася.

Выпили по маленькой за здоровье хозяина. Аппетит разгорелся еще ярче, и с тарелок стали исчезать с молниеносной быстротой и жареная холодная индейка, и какая-то рыба, и какой-то соус, и опять жаркое, и грибочки, и огурчики. В промежутках выпивали по маленькой, и опять по маленькой, и опять…

Иван Поликарпович пил свой декохт, который он стал называть уже бальзамом, и становился все веселей и ласковей.

— Иван Поликарпович, ты меня извини, — говорил лохматый Алеша, — что я тебя хотел съездить по морде… Я ведь думал, что ты птичек стреляешь, извини, голубчик!

Вася встал, пошатываясь, подошел и снял со стены трезубец. На левое плечо накинул рыболовную сеть, на голову напялил подсачек для ловли сомов и сел на патентованный стульчик для пожилых рыбаков. Держа в правой руке трезубец, он сделал свирепую рожу и крикнул:

— Фенечка! Правда, я похож на морского бога Нептуна? А?

Тут патентованный стульчик хрустнул, и Вася твердо сел на пол. Феня захохотала и выбежала из комнаты.

Анатолий после долгих и бесплодных поисков в своих сорока карманах нашел наконец дудочку, свою любимую дудочку, купленную им когда-то в пивной, и заиграл русскую песню. Иван Поликарпович стал подтягивать. Вася расчувствовался, тоже стал подтягивать и, сидя рядом с Иваном Поликарповичем, обнял его и, целуя в щеку, чуть не плакал: