Рассказы старого лешего

Встреча с таким субъектом ничего хорошего не сулит. Хорошо, что мой жеребчик не успел заржать — тогда наверняка этот разбойник набросился бы на нас.

Мы въезжаем в лес. Сначала редковатый, он, чем ниже становится, все гуще, все выше поднимаются вершины деревьев, все толще стволы лип и ясеней. Как флейта, звучно, красиво свистит иволга, кукушка с трелью перелетела с дерева на дерево. Вертишейка громко, однотонно кричит «ки, ки, ки» — как ястреб-перепелятник. Дятел барабанит свою любовную дробь. Большая полянка. Под могучей, развесистой липой мы спрыгнули с лошадей, расседлали их, стреножили и пустили на траву. Я стал акварелью рисовать поляну со старым, побуревшим стогом, с пасущимися лошадками и с далекой горой Ямантау.

Гариф Улла занялся кашей и чайником. Может ли быть на свете что-либо вкуснее пахнущей дымком жиденькой пшенной кашицы с салом или рябчиком и тоже пахнущего дымком чая. Тишина, солнце, ароматы цветов, пение птиц и этот вот дымок от костра — все они лучше всякого повара и кашицу сварят, и чай вскипятят.

Пьем чай, беседуем.

— Скажи, Гариф Улла, у тебя одна жена?

— Я не бай, не мулла, я бедный человек. Я прошлый год женился. Большой калым давал. Хороший баба взял, молодой.

— Вот ты жену оставил, со мной по лесу гуляешь, а она там одна скучает?

— Зачем скучает? К ней сестра приходит, песни поют, вместе баранчук в люльке качают. Мой баба совсем молодой, в куклы играет, а то танцевать станет. Веселый такой. Скучать не будет. Вот ты мне деньги заплатишь — я ей хороший платок куплю.

— Ты слышишь, Гариф Улла? Кто-то там гудит?

Из леса на полянку вышли две-три коровы и за ними еще и еще, потом с грозным гуденьем вышел громадный породистый бык. Бык был явно чем-то раздражен. Он останавливается и, грозно гудя, злобно роет и ногой, и рогом землю.

— Пойдем лошадок возьмем, — говорит Гариф Улла.

И мы бежим через поляну к своим лошадкам, бежим на виду у быка. Это окончательно вывело его из терпения, и он бросился за нами. Я оказался к нему ближе или его возмутила моя соломенная шляпа, но только он помчался за мной. Тут было не до шуток, и я припустился со всей скоростью, на какую был способен. Мчусь мимо стога, а бык уже близко. Я слышу за спиной его топот и сопенье. Сейчас догонит! Бурый стог прошлогоднего сена тоже не понравился быку, и он стал яростно разметывать его рогами. Эта короткая задержка спасла меня — я успел добежать до дерева. Теперь я был в безопасности, теперь я мог смело говорить ему всякие обидные слова. Бык в слепой ярости только рыл землю и гудел. Задержись я в своем беге на две-три секунды — и этот мерзавец сделал бы из меня отбивную котлетку. Как я его ругал, какие только обидные прозвища я не давал ему! Он этого вынести не мог и, бросив на меня последний, грозный взгляд, повернулся и рысью побежал за ушедшими коровами.

Ах, эта гора Ямантау! Все время она устраивает нам всякие неприятности. То бурю на нас напустит, то жеребца, то быка, то чуть было не укусила Гарифа Уллу гадюка.

Я изрисовал два альбома, Гариф Улла расстрелял все патроны, палатка наша сильно потрепалась, и в ее прорехи беспрепятственно лил дождик.

Пора домой. Мы ездили по лесам, по горным лугам, от кочевья к кочевью почти что месяц. Кое-где в деревенских лавочках мы пополняли свои запасы сахара, чая, всяких круп и муки. Мы совершили чудесное, увлекательное путешествие, и домой я привезу много рисунков, много рассказов, а мой верный Лепорелло — и деньги, и подарки. Пора домой. Мы все время, день за днем, спускаемся вместе с горными речками все вниз, все вниз. Проехали Усольский стекольный завод. Широкими полями приближаемся к реке Белой, к селу Табынску.

Вот и домик моего друга — агронома Александра Осиповича. Друзья радостно приветствуют нас, объятия, поцелуи. Нас сажают за стол, угощают. Они убеждены, что мы там голодали и питались чуть ли не одними грибами. Пьем чай со сливками, с горячими сдобными булочками, со сладким пирогом. Вот этого у нас не было. Но было много-много другого, такого, чего не достанешь ни в одном ресторане, не купишь ни за какие деньги. Мы питались чистым горным воздухом, мы пили ароматы цветущих лугов, мы ели кашу, пахнущую дымком, мы хлебали уху из пеструшки… А где вы получите такой крепкий, такой освежающий сон? Где?

В табынском универмаге я купил в подарок Гарифу Улле часы с цепочкой и шапку, а его жене Бибигуль ярко цветистый сатин на платье и золоченый браслет.

Мы расстались закадычными друзьями.

ЧЕРЕЗ КАВКАЗ В ПЕРСИЮ

Мой друг Анатолий написал мне, чтобы я приезжал погостить к нему в Мцхету, что в Грузии тепло, все цветет и красота прямо сказочная.

Прекрасно! Сидеть в Москве нет никакого резона, и я быстро собрался и покатил.

Это был 1914 год. Год первой войны. Стерлитамакская дружина, в которой служил Анатолий, стояла в Мцхете и ждала приказа, чтобы отправиться к Ардагану, где шли бои. Успею ли я застать Анатолия в Мцхете? Может быть, дружина уже под Ардаганом и там сражается с турками.