Рассказы советских писателей

— Ну что же, если все против… Переписка книг для студентов победнее, которые не могут платить, сейчас большое подспорье, да и профессора имеют в том нужду. Если это будет упразднено, сможет ли, кто победнее, учиться? Так что и я вкупе со всеми против новшества и за осмотрительное его использование.

Оставалось еще низшее сословие — ремесленник Эразм. Он сказал коротко и ясно:

— Я против.

Архиепископ потирал руки. Святого отца премного обрадовало единодушие его паствы. Для чего ему понадобился этот совет из людей разного происхождения, пусть остается на его совести. Высокий владыка иной раз любил казаться гласом всех сословий и мудро придавал своему заранее готовому решению вид их волеизъявления.

— Итак, мы можем сообщить епископам Майнца, Страсбурга и близлежащих городов о своем единодушном и твердом желании, исторгнутом из наших общих уст. Тем самым мы явим миру, что неусыпно печемся о бессмертной душе, отданной господу, и алчущем общения разуме человека и всеми помыслами устремлены к тому, дабы и это новшество, вынесенное из тьмы на свет стараниями брата Магнуса, не обратилось во зло детям господним. И да будет каждый из вас благословен на его добром слове.

Архиепископ вновь обвел взглядом свою паству, стремясь запечатлеть в памяти, кого разумно будет привлечь к полезной деятельности и при следующей надобности. Затем все разошлись.

Так закончился совет, еще раз показавший, что человеку во все времена было свойственно предвидеть далекое будущее и в сердце своем печься о благе всего человечества. И да послужит для нас отрадой доброжелательная забота этих древних мужей. Они сказали, что могли, и менее всего повинны в том, что новое изобретение все же пробило себе дорогу. Стало это наказанием или же благословением — пусть каждый решит для себя сам, но нам не должно забывать их голоса, не столь уж и давние, рядом с новыми, которые время от времени возвышаем мы сами, озабоченные будущим человечества, каковое, по нашему опасению, не в состоянии в этом суровом мире само за себя постоять.

Перевод с эстонского Н. Яворской

Ибрагим Гази За багряными туманами

Древний город смотрит с горы на широкую реку и, как в зеркале, видит себя, видит свои широкие улицы, каменные дома и горожан своих, вечно спешащих куда-то. Видит, как сегодня с утра бродит по улицам какой-то старик, придерживая за край шляпу, потому что в городе разыгрался ветер. В руке у него клюка, шагает он, припадая на одну ногу. Пройдет и остановится, пройдет немного и снова остановится, поглядит, посмотрит по сторонам пристально и ковыляет дальше. Он, кажется, что-то бормочет про себя.

Рядом с ним — совсем молодой, юнец зеленый. Ему годков так пятнадцать. Худющий, тонкий. За плечом — видавшая виды боевая винтовка образца восемьсот девяносто первого года. Острый трехгранный штык вот-вот вонзится в небо. Твердые шаги парня гремят по дощатому тротуару. А старик шаркает ногой. Идут они рядом — и хоть бы словом перекинулись.

Кто они? А это Старость и Юность. Старик вместе со своей незабвенной юностью проходит древним городом. Этот легкий, порывистый юноша, с царапающим небо трехгранным штыком, — сама молодость хромого старика, его комсомольские годы. Тогда про него говорили: «Отчаянная голова…» Перенесся старик в мир дорогих воспоминаний и ходит по городу, где когда-то рос, воевал с белобандитами, любил…

Незнакомые улицы… Город шагнул за прежние границы, могуче раздвинулся. Старик разглядывает все новое, удивляется, радуется, а сам невольно выискивает старое, памятное. Хочет найти следы своей молодости. А город стал совсем другим. Кого теперь старик найдет в нем и кто его признает? А было время, когда его, молодого, знали все — и друзья и враги. Залы гремели от аплодисментов, когда он выступал. А сегодня — мимоходом, невзначай — его бесцеремонно толкнули. Заполняя улицу, спешат молодые люди. Нет, он не обижается. Молодежь, она всегда была невнимательна. Чтобы какой-то старик стоял на дороге да чтобы его в спешке не толкнуть… Он ничего, он не обижается, он даже рад, любуется ими — юноши здоровые, сильные, красивые. Они не идут, а летят. Пусть себе летят. Пусть! Настало их время. Придет пора — их толкнут ненароком. А сегодня они на высоте положения. Молодость, сила, красота, будущее — все в них.

Что это? Слеза блеснула? Не замечайте, не надо, пусть… Старик надвинул шляпу на глаза, подошел к древнему дому и тяжело опустился на лавку у ворот.