Рассказы сновидца

Стояла зима. За окнами, под ветром, старые кедры переговаривались неизвестно о чем, но мне нравилось воображать их тори старинного образца, обеспокоенными каким-то нововведением. Часы отсчитывали время. В камине огромное сырое полено стало шипеть и потрескивать, над ним взметнулся язык пламени, по углам комнаты сгрудились и заплясали тени. В самых дальних углах неподвижные громады тьмы застыли, подобные старым дуэньям. На противоположной стене, в темной части комнаты, находилась всегда запертая дверь.

Она вела в зал, но ею никто не пользовался. Возле нее однажды произошло событие, не служившее к чести нашей семьи, и мы не имели обыкновения обсуждать его. Пламя освещало старинные кресла благородных пропорций. Руки, изготовившие их обивку, давно истлели в земле, инструменты, служившие им, рассыпались в пыль.

Никто ничего больше не ткал в этой старинной комнате — никто, кроме трудолюбивых старых пауков, которые, наблюдая, как разрушаются древние вещи, готовили саван для их праха. В паутинном саване вокруг карнизов уже покоилась выеденная древоточцами сердцевина дубовых панелей.

Конечно, в такой час, в такой комнате подстегнутая голодом и крепким чаем фантазия могла увидеть привидения тех, кто занимал эту комнату прежде. На меньшее я не рассчитывал. Огонь то вспыхивал, то угасал, тени плясали, воспоминания об удивительных происшествиях как живые вставали в моем мозгу. Но вот высокие — в рост человека — часы пробили полночь, а ничего не случилось.

Ночь шла к концу, я продрог и почти засыпал, когда в соседнем зале послышалось то, чего я ждал — шорох шелковых платьев. Затем в комнате стали появляться высокородные дамы и их кавалеры эпохи короля Иакова. Они были чуть плотнее теней — величественные, хотя едва различимые; но все вы и прежде читали истории о привидениях, все вы разглядывали в музейных залах платья того времени — стоит ли описывать их здесь. Пришельцы расселись на креслах, быть может, несколько небрежно, если вспомнить о драгоценной обивке. Шелест платьев утих.

Что ж, я увидел привидения и не был ни испуган, ни убежден. Я собирался подняться с кресла и пойти спать, как вдруг из зала донесся легкий топот, время от времени слышалось царапанье когтей по паркету, как будто поскользнулся какой-то зверь. Страха я не испытывал, но мне стало не по себе. Топот приближался к комнате, в которой я находился. Затем я услышал, как с шумом втягивают воздух жадные ноздри; быть может, «не по себе» — не самое подходящее выражение для описания моих чувств. Вдруг в комнату ворвалась стая черных созданий,^{7} ростом превосходивших ищейку; их огромные уши висели, носы принюхивались к следам на полу, они подбежали к дамам и кавалерам былых времен и принялись омерзительно ластиться к ним. Глаза существ ярко блестели и обладали необыкновенной глубиной. Заглянув в них, я сразу понял, что это за существа, и меня объял страх. Это были грехи, отвратительные, неизбывные грехи этих изысканных мужчин и женщин.

Дама, сидевшая неподалеку от меня в старинном кресле, была так скромна — слишком скромна и слишком прекрасна, чтобы при ней, положив морду на ее колени, неотступно находился грех с глубоко запавшими горевшими красным огнем глазами — явное убийство. А вы, златовласая леди, разумеется, вы не могли совершить преступления — и все же ужасный зверь с желтыми глазами крадется от вас к одному из придворных кавалеров, а когда тот прогоняет зверя, он возвращается к вам. Одна из дам пытается улыбнуться, поглаживая мерзкую покрытую мехом морду чужого греха, но ее собственный грех, ревнуя, отталкивает чужака от ее руки. Вот сидит убеленный сединами вельможа, держа на коленях внука, а одно из огромных черных чудовищ лижет щеки мальчика, приучая его к себе. Иногда какое-то из привидений встает и пересаживается на другое кресло, но тут же свора его грехов пускается вслед за ним.

Бедные, бедные привидения! Сколько отчаянных попыток скрыться от своих ненавистных грехов они, должно быть, предприняли за эти два столетия, но грехи оставались при них — неотлучно и необъяснимо.

Внезапно один из них, казалось, учуял мою живую кровь и страшно залаял, и все, оставив своих хозяев, ринулись к нему. Эта тварь с высунутым языком унюхала мой запах у двери, через которую я вошел, и вся стая стала потихоньку подбираться ко мне, припадая к полу и время от времени издавая ужасный вой. Стало ясно, что дело зашло слишком далеко. Но они уже увидели меня, уже сгрудились вокруг, стараясь прыжком добраться до горла; и когда их когти коснулись меня, в голову мне пришли страшные помыслы, а душу охватили ужасающие желания. Пока эти создания прыгали вокруг, я строил злодейские планы, и делал это с несравненным коварством.