Рассказы (СИ)

— Эта кокоса для голова твой мама, — сказал Приянта. — Мазал — волос сильный. Как у обезьяна. Не выпадаль никогда. Для мама кокоса хорошо. А чай все хорошо, — и он по-орлятски светло и бескорыстно рассмеялся.

Расставались, конечно, со слезами. Обменялись адресами. С Флюрой мы еще полгода переписывались. Она каждое письмо заканчивала фразой: «Жду ответа, как соловей лета». Но соловей увлекся другой девочкой, Анжелой, а потом была Кристина, Дуся, потом Кристина, но другая, потом еще какие-то ленки и жанки и так до самого штампа, чтоб ему…

А вот Приянта с Баклажаном мне не ответили. Ясное дело: у героических коммунистов и у их детей судьба сложная. Подполья, явки, пароли…

Мама моя после некоторых колебаний стала аккуратно втирать кокосовое масло в голову, чай мы пили всей семьей. Хороший чай. Типа краснодарского, только потом изжоги нет.

Прошло несколько лет.

Я развалил школьную комсомольскую организацию, поступил на филфак МГУ, и на втором курсе еще недоразваленный до конца комсомол отправил меня работать переводчиком на фестивале молодежи и студентов в Москве. С испанским языком. Работы у меня было немного, потому что с испанским в моей делегации был только один вечно утомленный от пьянства перуанец в полосатом, как орлятский матрас, пончо. На все мои попытки перевести ему хоть что-нибудь про необходимость немедленного сплочения всех прогрессивных молодежных сил человечества он устало поднимал свои пурпурные глаза и медленно, но отчетливо посылал комсомольца Вову вдоль по своей перуанской матушке:

— Бете аль карахо, каброн! («Пошел ты на …, козел»)

Или:

— Но ме ходас, идиота! («Не … меня, идиот»)

Или:

— Ходер, пинго! (не поддается переводу)

Я же отвечал ему по-русски:

— И тебя туда же.

Или:

— Сам такое слово.

Или:

— Твой папа.

В общем, на этом моя переводческая практика и закончилась. И испанского языка я до сих пор толком не знаю. Изящно послать на языке Сервантеса могу, но более того.

Зато я прекрасно питался по талонам в столовой гостиницы «Интурист». Ходил на рок-концерты прогрессивных зарубежных рок-музыкантов и целыми днями молча дулся в дурака с инструктором Комитета Молодежных Организаций ЦК ВЛКСМ, неким Нико Гигаури, сыном какого-то крупного партийного члена. Чем занимался этот Нико — неясно. Молча инструктировал кого-то невидимого. Я за все время услышал от него только два выражения. Первое: «Саечка за испуг». Саечку он делал переводчице с французского, Машке Ерошкевич. Подойдет тихонечко к Машке сзади и как заорет ей на ухо, а та от неожиданности как завизжит, а Нико ей: «Саечка за испуг», — и ущипнет ее за что-нибудь, что помягче. Чтоб не теряла бдительности. Словом — глубокомысленное занятие.

Второе выражение: «Бабъект номер такой-то. Столько-то баллов». Например, увидит симпатичную девушку: «Бабъект № 1. 7 целых 5 десятых балла». Увидит несимпатичную: «Бабъект № 2. Минус 8 целых 3 десятых балла». И так две недели. Неутомимый инструктор.

Сейчас этот Нико член совета директоров одного крупного холдинга, а гендиректор, конечно, его папа. Думаю, занимается Нико все теми же искрометными вещами. «Дураком», саечками и бабъектами.

Но дело не в Нико, а в том, что в предпоследний день фестиваля иду я как-то опухший от карт по интуристовскому коридору и вдруг (здравствуй, Федор Михайлович) навстречу мне Баклажан с Приянтой!

Ну, облобызались, навспоминались орлятского детства. Расставались, как полагается, в слезах, опять вхолостую обменялись адресами, а на прощание Приянта с Баклажаном подарили мне склянку с какой-то подозрительной красноватой жидкостью и, конечно, цейлонского чаю.

— Этот бальсама для стать сильный мущина, — сказал Баклажан. — Это банана. Спесифик red banana. Три капля вечер — strong man. Девушки рад. Говорит: сильный мэн — спасибо банана. Семь капля — девушка оооооо-ооочень рад. Делает так: «У-у-у-у! Хорошо! У-у-у-у! Хорошо!» Большой сатисфект. Десять капля — девушка уже не мог, умер от слишком бальшой харашо, — и Баклажан заразительно засмеялся.

Красного банана я так и не попробовал. Все девушки остались живы. Красного банана я подарил своему другу на свадьбу. Не знаю, как насчет «слишком большой хорошо», но крестным его четвертого сына я недавно выступил.

Прошло больше двадцати лет. Страшно представить. И вот недавно я решил поехать на Шри-Ланку. Дальше — вы догадываетесь…

Но я хоть чуть-чуть обязан рассказать про Шри-Ланку.

На этот сказочный остров я поехал, вернее, полетел в сезон дождей. В пекло там делать нечего. Сезон дождей — совсем другое дело.

Периодические страстные, неистовые ливни. Радуги, как раскрашенные бивни, то и дело пронзают перламутровый крем облаков. Индийский океан, правда, неспокойный, то есть дайвинг сомнителен. Но зато какое удовольствие часами мурмыситься с этими шипяще-мычащими малахитовыми волнами, делая полезный гидромассаж живота и попы! (Вода — круглогодичные 26 °C). А потом, на закате, сидеть на скале, окруженным тысячами крабов, и медитировать под бой волн о скалу, похожий на рык раздираемой в гневе парчи (как тот самый, в Орленке).