Рассказы (СИ)

— Хули там не то! «Pedazo de uva» — и ****ец! — обозлился Курилка. Понятно, что Курилка обозлился: не копай под систему. Тут такая научная перспектива вырисовывается, а ты с какими-то частностями… Крючкотвор.

Но здесь я совершил поступок, в котором раскаиваюсь до сих пор и буду раскаиваться всю жизнь. В жизни я совершил не очень уж и много плохих поступков. Но этот поступок, хотя и задуман был как хороший, благородный, — оказался очень плохим. Он в конечном счете изменил жизнь Курилкина. После моего дурного, омерзительного, тлетворного поступка вся Серёжкина жизнь как-то пошла под откос. Он стал равнодушен к жизни, опустился и т. п.

Дело было так. «Pedazo de uva! — это, конечно, ерунда, — думал я. — Но нельзя ли как-нибудь помочь Курилке?..» И тут меня осенило.

— Слушай, Курилка, — сказал я. — А что ты упёрся, как хрен в штаны, в этот «кусок»?

— А что? — насторожился Сережа.

— А то. Вот ты пишешь в своём… дипломе, что в русском языке есть только одно слово — «кусок». Так?

— Так.

Курилка как-то болезненно улыбался. Но я — чёрствый, чёрствый, чёрствый человек! — этого не заметил:

— Так… Так да не так. Плюнул на пол — дай пятак. Ведь это чушь африканская. Есть ещё… ну там… клок, ломоть, кус… Потом ещё: обрывок, шматок… Осколок… Обломок… Краюха есть!..

— Что же ж теперь… так и говорить: «Дай мне, пожалуйста, краюху яблока?..» — попытался защититься Серёжа. Но видно было, что мысль моя его убила. Если не убила, то смертельно ранила. А я, подлец, упивался победой:

— Что ты прицепился к этому яблоку! — закричал я, отыгрываясь, наверно, за «дурака» и за «кеглю». — Ньютон фигов! По башке тебе этим яблоком дать! Профессор! Ты в словари-то хотя бы смотрел? Тундра! Словари у тебя есть?!.

— Какие словари?.. — пролепетал Курилка, зажмурившись, как будто речь шла не о словарях, а о метастазах.

— Разные! Ты в словари посмотри, колобок в перманенте! Там, небось, и у испанцев, кроме твоих «тросо-педасо», десятка два этих кусков!.. Вот и наберёшь пятьдесят страниц. А то… «кусок винограда», «кусок шоколада»…

То, что происходило с Курилкиным в последующие дни, лучше и не описывать. Весь встрёпанный, бледный, он бродил со своей измызганной, уже не зелёной, а сизой тетрадкой по коридорам и, напряженно вглядываясь в лица однокурсников, бормотал что-то вроде: «Петя, дай мне, пожалуйста, шматок арбуза…» или «Вася, дай мне, пожалуйста, огрызок сигареты…» Безумие было написано на его добром лице.

Почти перед самой защитой диплома после четырёхлетней командировки из Испании вернулся научный руководитель Серёжи Курилкина профессор Изюмов. Просмотрев Серёжин «диплом», профессор пожевал воздух и сказал: «В целом архитектоника вашего научного исследования безупречна. Что же касается истории вопроса и конкретного материала, то, как говорится в народе: „Я не сеял, не пахал — чурку п; полу пихал“. Да-с… Будем работать! Этот „кусок диплома“ надо превратить хоть во что-то дипломаподобное».

Что уж там наработал Изюмов с Курилкиным — я не знаю. Не читал. Времени у них было мало — дней пять. Страшно смотреть было на Курилкина во время его «речи» на защите. А уж слушать его было просто невыносимо. Он бубнил что-то про обломки яблок, про осколки гранат, про ошмётки тряпок… Изюмов сидел красный, а Курилкин стоял сизо-зелёный, как его заповедная тетрадка. Такой ахинеи я больше ни разу в жизни не слышал. Никто в аудитории во время Курилкинской речи не смел поднять глаз. Всем было и стыдно за Курилкина, и жалко его.

Интересно, что и тут Курилка не обошелся без «затеи», без новаторства. Рассказывая о заветном «куске яблока», это полено решило внести, видишь ты, оживление, представить, что называется, «иллюстративный материал». Бубня что-то про свое уже осмердевшее всем «тросо-педасо», он дрожащими руками вынул из кармана настоящее яблоко и кухонный ножик, разрезал яблоко на четыре дольки и, дегенеративно улыбаясь, раздал их членам комиссии. Замечу, что ножик он так и продолжал держать в руке до конца защиты. У членов комиссии были такие лица, как будто им раздают не дольки яблок, а целые лимонки со снятыми предохранителями.

Когда Курилка закончил свою речь (сказав о том, что результаты его исследования помогут всем «поплотнее сблизиться» с испанским языком и «откроют его интересные тайны»), все затихло. Курилка, держа нож в руке, как Раскольников — топор, и продолжая выроженчески улыбаться, попятился в угол.

Стояла болезненная тишина, похожая на стон.

— М-да… — сказал наконец председатель комиссии — Кусочки, понимаешь, клочочки, обрывочки, шматочки… М-да… А что, коллеги, — вдруг оживился он, — в целом-то Сергей Александрович ведь поднял интере-е-еснейший вопрос, а? Интересный, а?.. Ведь интересный вопрос! Всякие там шмотки, обрезки… Обрубки… Огрызки, опять же! А?.. интересно ведь это все, чёрт возьми!

Все оживились… «Интересно!» — раздался радостный крик. По аудитории проползла коллективная улыбка облегчения.