— Вот то самое. Земле передали очень специфический набор знаний и технологий. Очень продвинутых: у нас таких ещё долго не будет. Но если посмотреть на них с прогрессорской точки зрения, получается очень нехорошая картинка. Какая — говорить не стану, этого не должен знать никто… кроме меня, разумеется. Но мы просчитали модель. В итоге — выход на деградационную кривую через тридцать-сорок лет, потом воронка сужающихся решений и крах. Правда, сначала ожидается научный и технологический бум. Плодами которого, видимо, намеревались потом воспользоваться наши друзья голубки… Но знаешь что? Я почти уверен: этот план придумал человек. Прогрессор. Очень хороший прогрессор. Нужно быть первоклассным профессионалом и знать земную цивилизацию как родную, чтобы изобрести нечто подобное. Я даже не уверен, что мы сумели увидеть все возможные последствия. Чувствуется рука мастера. Думаю, это мой тёзка Целмс, узнаю его стиль… Ты знаешь, кто такой Целмс?
— Да, — ответил Саша, изо всех сил стараясь изобразить отсутствие интереса к предмету. — Я знаю, кто такой Целмс.
— Он был одним из лучших теоретиков нашего времени, — сообщил Экселенц. — И он предал Землю. Он пытался строить на разных планетах общества с уровнем развития, сравнимым с нашим. Скажу тебе больше: ему это несколько раз почти удалось. А сейчас он, похоже, решил заняться Землёй. Если бы не моя обычная подозрительность…
Рудольф Сикорски замолчал.
Саша, затаив дыхание, ждал, что шеф скажет что-нибудь ещё. Не дождался.
— Понятно, — наконец, выдохнул он. — А что теперь делать с голубями? — он тут же мысленно обругал себя за то, что более умного вопроса ему в голову не пришло.
— Ничего не делать, — вздохнул Сикорски. — Справиться своими силами мы с ними не можем. Это очень древняя и очень сильная цивилизация. Жаловаться галактам, даже если мы когда-нибудь до них доберёмся? Бесполезно. Нам просто не поверят. У нас нет никаких доказательств. Птички вне подозрений, как английская королева.
— Как супруга Цезаря, — поправил его аккуратный Привалов.
— Один хрен… Я думаю о другом. Это всего лишь начало атаки на человечество. Пристрелочный выстрел. А я — из последних, кто ещё что-то понимают в этих делах. И я совершенно не вижу того, кому я мог бы сдать дела, когда придёт время…
Саша почувствовал, что задыхается от волнения. Он понимал, что шеф удостоил его… чего именно — он ещё не знал, но такая откровенность со стороны подозрительного Экселенца была чем-то из ряда вон выходящим.
— А где сама Библиотека? — Привалов решил, что он теперь имеет право на кое-какие вопросы.
— Теперь я думаю, — как ни в чём не бывало продолжал Сикорски, — что они могли поступить и хитрее. Например, рассчитать, что их план будет раскрыт, и специально выдать нам набор тех знаний, развитие которых они хотели бы блокировать. Хотя нет, это не удалось бы. О содержимом Библиотеки знал только я. А я стёр себе лишнюю память. Меньше знаешь — лучше спишь.
Он бросил обломок человеческой кости в воду. По воде пробежал едва заметный круг.
— Тот кусок дерьма, которым голуби нас угостили, — наконец, соизволил он ответить на вопрос, — лежит в дальнем пыльном углу Музея Внеземных Культур. Я сам не знаю, где: память об этом я стёр себе тоже. Это записано в документе, лежащем в очень закрытом архиве. Если до него и доберутся, то весьма нескоро.
— Ещё есть эксперты… — Привалов поймал себя на умничанье и тут же попытался оправдаться, — ну да, я понимаю, они тоже… но ведь, говорят, даже из стёртой памяти что-то вытаскивается? Или мы их того… ликвидировали? — он почувствовал, как глупо это прозвучало, и окончательно смешался.
— Много ты понимаешь в ликвидациях. — проворчал шеф. — Напоминаю тебе главное. Сотрудник Управления — это человек, который должен быть готов в любой момент погибнуть по приказу начальства. Более того: сотрудник Управления должен быть готов отдать жизнь по приказу начальства, с которым он не согласен или который не понимает… или о котором даже не подозревает.
— Да, я знаю, — Саша поскучнел. Сентенцию о долге сотрудника он слышал от Сикорски далеко не первый раз. Обычно она означала, что Саше прямо сейчас свалится на голову какая-нибудь нудная работёнка, требующая минимума героизма и максимума добросовестности. Похоже, много обещавший разговор по душам закончен…
— Ни черта ты не знаешь, — обнадёжил шеф, поднимаясь на ноги и покряхтывая. — Ладно. Мне нужно сказать тебе одну вещь. Рудольф Целмс здесь, на Надежде. И, насколько я понимаю, дела его не блестящи.
Привалов вошёл в сожжённый дверной проём. Включил фонарь. Кривое жёлтое пятно света, похожее на немытую тарелку, прилипло к пластиковой стене, потом проскребло по полу. Саша поставил фонарь на пол и включил круговое освещение. Всё то же самое: обвалившийся пролёт, ошмётки краски на стенах, выгоревший дверной проём. Кое-где сквозь пепел и грязь проросла бледная травка, напоминаюшая земную крапиву.