Рассказы (сборник)

— Март тысяча девятьсот пятьдесят шестого года. Значит, всего год назад происходил в Дармштадте этот процесс. И уже сегодня господин редактор мог бы найти точнейший ответ на свой вопрос, куда, мол, они катятся, в опубликованном списке приблизительно четырехсот имен, носители коих при нацистском режиме усердно и деятельно заседали в кровавых гитлеровских судах и тем не менее опять занимают государственные посты, определяют политический курс и говорят о праве в немецком суде. А в это время десятки тысяч их сподвижников получают огромные пенсии и радуются жизни, на которую, собственно говоря, вообще не имеют права. — Его взгляд затуманился. — А почему бы и нет, если убийцы сотен детей могут даже преподавать в школе? — И немного погодя: — Мне семьдесят четыре года, и я мог бы уже ни во что не вмешиваться. Но почему это выше моих сил? Почему меня до сих пор волнуют и глупость и жестокость? Тысячи врачей и медицинских сестер каждый день трудятся до полного изнеможения, чтобы спасать и поддерживать жизнь совершенно незнакомых им людей. Мы вот на наших конгрессах говорим об обязанности охранять и восстанавливать здоровье народа. И как редко кто-нибудь задается вопросом: а разве та действительно опасная бацилла, угрожающая здоровью народа и человечества, принадлежит к тем одноклеточным существам на границе оптической видимости, как этому учили нас, врачей, разве она не является сама живым существом, именующим себя, homo sapiens? И если кто-то об этом все-таки заговорит, имея в виду не только почитателей атомной бомбы, но и бескультурных радетелей западной культуры, тот гибрид homo fossilis и homo oeconomikus[46], который на Западе решает, быть или не быть войне, тогда… о, тогда ему с высокомерной улыбкой возразят что-нибудь вроде того, что мне довелось недавно слышать на одной медицинской конференции: «Добрый старый друг, мы знаем, что на Востоке люди обязаны так говорить. Но вы? Неужто вы стали коммунистом?» — «Да, — взволнованно отвечал я, — это верно, я обязан так говорить! Но и вы должны быть к этому обязаны!» — И что же в результате? Только удивленное покачивание головой и десятки неодобрительных взглядов. Куда они катятся, по-моему, сегодня может спрашивать только идиот.

Старый доктор продолжал:

— Вы, друг мой, в последний раз рассказывали мне о своем намерении в одной книге собрать несколько историй о людях, которые из политических и духовных джунглей, возникших при их же содействии, нашли все-таки путь к свободе и свету и стали полезными гражданами новой Германии. То есть о бывших нацистах. Что ж, прекрасно. Но не думаете ли вы, что многие из этих вновь выползших к свету обитателей джунглей по-прежнему верят, что во время катастрофы они стали не кучкой обломков, а лишь слегка поврежденными мраморными статуями богов и героев? Я не знаю, какого рода те человеческие обломки, о которых вы говорили. Должно быть, вам они представляются пригодными для нового строительства, иначе вы не стали бы их собирать. Но чтобы ни один читатель не пришел к ложному выводу, будто в той, достойной всяческих проклятий системе было все же и нечто хорошее, раз выясняется, что не все члены нацистской партии были такими, как их вожди, я посоветовал бы вам рассказать также историю моего шофера. Но только если вы согласны прокомментировать этот случай в свете, так сказать, сегодняшней действительности и без всяких литературных прикрас. Для этого вам надо будет воспользоваться вырезками из западногерманских и западноберлинских газет, которые я охотно вам предоставлю. Вот она — реалистическая современная литература.

— А какая перспектива для читателя? Надежда на победу человечности несмотря ни на что?

Он, словно признавая свое бессилие, пожал плечами.

— Надеяться — это обязанность социалистов, а не старого буржуазного индивидуалиста, вроде меня. Даже если vox populi[47] немножко охрип. — Он в своем несколько затруднительном положении решил прибегнуть к спасительной иронии.

— Милый мой старый гуманист, — . сказал я, — не надо этого тона. Голос народа охрип, но только потому, что хозяева государства и церкви веками старались старое выражение vox populi — vox dei[48] переиначить и истолковать так, чтобы то, что они объявили гласом божьим, можно было принять за глас народа. Впрочем, в тех письмах, что приходят в газеты, и вправду есть что-то от голоса народа.

Социалист радуется этому, но не возлагает на это больших надежд. Его надежды давно уже стали чем-то само собой разумеющимся: в эпоху социализма он просто будет писать: vox popuIi — vox humana. Голос народа — голос человека!

ПУДЕЛЬ САМСОН Истории и анекдоты о людях и зверях

Об удивительной дружбе, или краткое описание некоторых трудностей в обхождении великих людей с животными