В смятенных чувствах возвращается советник домой, взгляд его опущен, словно от стыда, Увидев валяющуюся крупную картофелину, он подбирает ее и машинально сует в портфель.
Советник разогревает вчерашний суп и обедает с Фридхельмом. Тот рассказывает, что овощей ему сегодня не дали, и что школьные булочки стали меньше, и что школе присвоили имя Генриха Гейне.
— Это что за тип?
Не дождавшись от дедушки ответа, он встает и исчезает.
Советник оставляет посуду на столе, он рассеян, утомлен, надо немного вздремнуть после обеда.
Но и отдохнув, советник оставляет посуду неприбранной: ему не сидится в комнате. Он выходит на улицу и, погруженный в свои мысли, не замечает, как оказывается возле комендатуры, где всегда в это время собирает окурки, к вечеру их бывает больше всего. Собрав двенадцать штук, он с испугом спохватывается, вспоминает доктора Кильморгена и брезгливо выбрасывает окурки. Неизвестно опять, каким образом он попадает в парк, где замечает, что уже стемнело.
Советник медленно идет домой, на своей улице находит деревяшку и прихватывает ее с собой.
XI
Советник не удивлен, что его дочь уже дома и что стол уже накрыт. Не удивляет его и то, что она не удивилась двум брикетам, которые он выложил в нише возле буржуйки и один из которых она держит в руке. Зато удивлен Фридхельм.
— Ты где это нашел, дедушка? — говорит он, но ответа не получает. — Смешно, — говорит тогда он, — как я найду что-нибудь такое, мать сразу спрашивает, не стащил ли я!
Мать пугают эти слова и движение советника, резкое, как будто он сейчас возмущенно вскинется; на самом деле он просто задумался, а теперь вернулся к реальности.
— А Гейне, оказывается, поэт, — спешит перевести разговор Фридхельм, — нас освобождают от уроков. Придет обер-бургомистр. Мне велели выучить стихи: «Не знаю, что сталось со мною…», мы будем это петь.
Советник вспоминает путешествие по Рейну: германская река, но не граница, мы им ее не отдадим…
Стук в дверь. Входит господин Бергман, молодой супруг, ожидающий ребенка.
Господин Бергман: «Можно? Не помешаю?»
Советник: «Вы нам никогда не мешаете, господин Бергман».
Господин Бергман: «Знаете, сегодня у нас была такая история… Я подумал: надо про это рассказать советнику. Разрешите?»— Он протягивает сигару.
Советник: «Сигары?»
Господин Бергман: «На службе у нас выдавали, каждому по три штуки. Похоже, что-то понемногу налаживается».
Советник смотрит на него в сомнении.
Господин Бергман: «Нам бы только людей, чертежников, техников».
Советник: «Для Германии, пожалуй, все это бесперспективно».
Господин Бергман: «Для народов не может не быть перспектив».
Советник: «Дай вам бог сохранить оптимизм».
Господин Бергман: «Извините, господин советник, но бог мне для этого не нужен».
Советник молчит.
Господин Бергман: «Я вас не обидел?»
Советник: «Вы работаете в строительной организации. Подсчитал ли у вас кто-нибудь, сколько лет вам потребуется, чтобы хоть расчистить развалины?»
Господин Бергман: «Нет, господин советник. У нас и на это нет времени».
Советник: «Что верно, то верно, так теперь принято работать».
Господин Бергман: «Конечно, мы работаем еще далеко не образцово, господин советник. Настоящим образцом своему народу сегодня служим не мы в наших конторах, а простые рабочие, те, что еще летом тысяча девятьсот сорок пятого года начали восстанавливать из развалин и обломков свои фабрики. Сами, никто им этого не поручал и не приказывал. А между прочим, не кажется ли вам, что у этих рабочих было, в сущности, не меньше причин возмущаться условиями, в которых они оказались, чем у людей… ну, скажем, вроде вас?»
Какое-то время оба курят молча.
Господин Бергман: «Я сегодня утром наблюдал, как вы идете по улице. Для чего, скажите, вам эта палка? Со стороны никак не дашь вам шестидесяти. Вы ходите как молодой человек, а палка все время просто висит у вас на руке. Зачем вы, собственно, ее таскаете, господин советник? Она вам не опора, просто ноша, связывающая вам руки».
Советник: «В опорах я, слава богу, пока не нуждаюсь».
Господин Бергман: «Знаю. Я иногда смотрю на эту палку. Вы носите ее ради воспоминаний».
Советник: «Совершенно верно. Ради воспоминаний о лучших временах; Когда Германия была прекрасней, чем сейчас». — Подумав, он добавляет: «До мировых войн».
Господин Бергман: «Но на эти воспоминания тоже не обопрешься. Они, в сущности, только мешают. Мешают идти дальше, работать».
Советник хочет сказать что-то сердитое, но, смолчав, задумывается.
Фридхельм, который вместе с матерью внимательно прислушивался к разговору, вышел и вернулся с палкой. Господин Бергман, взяв ее, рассматривает бляшки, как будто впервые их видит.
Советник, показывая на палку: «Это Германия, вот она, тут. И народ германский, каким он был когда-то, он тоже тут. А когда я оглядываюсь вокруг…»