Рассказы разных лет (сборник)

— Ну да, ну да… Я часто слышал это, девочка, и от очень умных людей… Может быть, так оно все и есть. Возможно, только так оно и возможно… Божьи мельницы мелют медленно… Но еще три поколения, девочка?.. Для вас это пока просто слова. Вы представляете, когда это будет? Внуки моих внуков. Я этого уже не увижу. А знаете, как хочется? Очень хочется… Божьи мельницы мелют медленно.

Я снова заметила, что он странно произносит эту присказку, напирая не на «медленно», а на «божьи мельницы».

— Чтобы вам было легче, — заметил Филипп, — ваша работа будет контролироваться. В том числе и физическими наказаниями, если дело дойдет до халтуры и лени.

— Или, упаси боже, открытого саботажа, — добавил Константин.

Лысеющий человек в темном вдруг нервно хрюкнул и выдернул руку из кармана и тут же сунул ее за спину, будто пряча подальше. Но я успела заметить, что его рука обмотана в платок, испачканный чем-то темным и засохшим.

Я вдруг поняла.

С жуткой ясностью осознала, почему этот разговор происходит именно посреди болота.

— Прямо здесь?.. — прошептала я. — И на какой срок?..

— Вот опять, срок… — нахмурился старик. — Я же говорю, вы должны не отбывать срок, а дело делать. Ну, про кнут сказали. Теперь про пряники. Они, конечно, тоже будут. В пределах разумного: свежие фильмы, музыка… Праздничный ужин… Хорошего мальчика по выходным, опять же… Если будет, за что.

— Девочку, — зачем-то брякнул лысеющий человек в темном.

— Мальчики, девочки… Возможно, иногда интернет. Это под наблюдением, конечно…

Пять сезонов? — билось у меня в голове. — Десять лет?.. А потом — еще добавив драматизму?..

— Но это же… Это же… Жить без надежды… — я шептала, я почти молила: — Должна же быть надежда… Какая-то надежда, что это однажды кончится!

— Как же — без надежды? — вскинул брови старик. Почти обиделся. — Па-азвольте! Я выложил вам надежду. Не очевидно ли? Сможете воспитать поколение честное и ответственное, сделают они милицию и спецслужбы нормальными, занятыми не рекламой крыш, а своим делом, — глядишь, и заинтересует кого-то, что это за дом такой странный? Платят ли налог на собственность за него?.. А? Смогут они, честные, навести во всей стране порядок? Или так и останется бардак, в котором еще один странный дом на болоте никого не заинтересует? Все в ваших руках. Что заслужите, то и получите.

— Нет!

Я рванулась к выходу, но меня поймал кабан.

— Нет, нет, нет! Я все равно отсюда убегу!!!

— Ну успокойтесь же, девочка моя. Отсюда вам не убежать. Вы покинете это место, только если за вами придут оттуда — новые, хорошие, добрые люди… воспитанные вами.

— Убегу!!!

Я билась, лягалась и кусалась, пока меня не прижали к стене, как распяли.

— Успокоилась? — поинтересовался Филипп.

— Не убежишь, — констатировал Константин.

— Убегу… — бормотала я. — Все равно убегу…

Старик вдруг помрачнел.

— Н-да, — расстроено крякнул он. — Все-таки вы, девочка моя, упрямо не отождествляете себя с рабством, в котором погрязла страна… Я даже догадываюсь, почему.

— Правда? — бросила я с вызовом.

— Увы, вы не воспринимаете происходящее всерьез… Где-то в глубине вы все еще верите, что вот сейчас, каким-то чудом, это все кончится, и вы вернетесь обратно в Канаду… Вы будто ждете счастливого конца, положенного по законам жанра…

— Deus ex machina, — подсказал Филипп.

— Волшебник в голубом вертолете, — мгновенно перевел Константин.

— Ждете в конце, — продолжал старик, — дешевого выверта, который перевернет все с ног на голову, как это бывает в рассказках про веселых космических проходимцев или экстравагантных изобретателей машин времени… Но здесь и сейчас — это жизнь, девочка моя. Поймите, жизнь. В ней не бывает длинноухих эльфов и внезапных чудес.

Он помолчал. Потом вздохнул и вдруг гаркнул, с каким-то неожиданным ожесточением:

— Саша!

— Да? — почему-то на «Сашу» откликнулся Степан. — Все-таки Таро?

— Все-таки Таро…

После этого началась суета, значение которой я поняла не сразу. Звон каких-то тазиков, похожих на медицинские, запах спирта и йода, и сверток, внутри которого что-то железно позвякивало…

Лишь когда два кабана, державших меня за руки, потащили меня на кровать, я поняла.

Вот тогда я забилась по-настоящему, но они сбросили матрас на пол, уложили меня на сетку и прикрутили ремнями к железной раме. Саша-Степан раскрыл сверток, и я увидела, что там звенело. Главным колоколом оказался медицинский лобзик.

Раскинув в стороны полы моего халата, Саша-Степан взял палочку для чистки ушей, смочил ее в йоде и провел мне по ноге, над левой коленкой. Обернулся к старику.

— Так? Достаточно?

— Так, так… И вторую сразу… Нет, обезболивающего не надо. И потом с ней первые месяцы пожестче. Без развлечений, без всего такого… Мне нужно, чтобы была честность и ярость. Надрыв. Душа! — прокричал он, потрясая перед собой жилистыми кулаками. Затем вздохнул, заставляя себя успокоиться, и принялся аккуратно и старательно затягивать кисет. — Божьи мельницы мелют медленно…

21.11.2007

(но дело, разумеется, совсем не в политике)