Рассказы-путешествия

Село напротив Спасского стоит до сих пор, – в древних летописях оно именуется Костянтиново. Вечерами пастухи выгоняют к реке колхозное стадо. Слышно мычанье коров, щелканье кнута. Село стоит среди полей. Когда поспевают хлеба, поля меняют цвет, становятся золотыми. За полями по горизонту ниткой тянется шоссе с телеграфными столбами и игрушечными издали автомобилями. Цела и церковь. Круглая, с колоннадой, построенная в стиле барокко. Купы деревьев скрывают от глаз колокольню, и с нашего берега она выглядит как ротонда. За ней, как во времена Гоголя, садится на закате багровое солнце.

В конторе лесничества висит карта лесов нашего района. Красные штрихи – сосна, голубые – береза, черные штрихи – липа, дуб, зеленые – осина… Густота цвета указывает класс, то есть возраст дерева. Деревья, как и люди, взрослеют и старятся не одновременно. Спелый возраст сосны – восемьдесят лет, а березы – пятьдесят. И плодоносят деревья по-разному. Сосна раз в два года, дуб – через восемь лет, осина – каждый год…

– Осина гнилосердцая, – говорит Ямашев. Звучит это как изысканное ругательство.

Какая выразительность в «лесном» языке! Сама природа учит этому. А как точно сказано о худом дереве, что оно растет морковкой, то есть сужаясь к вершине?!

– Докторов любит лес, – говорит Ямашев. – Он как-то на исполкоме сказал: чтобы вырастить дерево, нужно восемьдесят лет, а чтобы дурака вырастить – двадцать… Не прощает, когда лес губят!..

Девять лесных обходов, девять лесников. Кроме того, два техника-лесовода, помощник лесничего и сам лесничий. Этим людям доверено охранять и воссоздавать лес. «Рубки ухода», когда из леса удаляют больные деревья и те, что мешают росту ценных пород. И посев питомников. И противопожарная вспашка. И дополнение лесных культур новыми для этих мест…

А сбор шишек! Сто килограммов шишек дают один килограмм семян. Это уже зимой, с середины декабря до конца января…

– Плохо у нас с рабочей силой, – жалуется Ямашев. – В лесничество никто не идет. Зарплата небольшая. Высшая ставка у лесничего – девяносто пять рублей, низшая у лесника – шестьдесят… Ну как тут с химкомбинатом тягаться?.. Там ставки в три раза выше. В забросе пребываем. Все внимание сейчас сельскому хозяйству, а роль лесничества упала. Когда-то лесничий фигура была! А теперь что? Лошадок казенных и тех покормить нечем – не выделено места для косьбы! Зря! Академик Анучин говорит, что от лесхозов только бумаги растут, а лес – от лесничеств…

Нелегкое положение у Ямашева. Лес начинается в пригороде. Лесника, живущего в городской черте, не выручит даже хозяйственность. Пасеки не заведешь, скотину держать негде. Сезонника тоже привлечь нечем. Раньше нанимались работать за сено – теперь мало кто коров держит, за дрова – теперь всюду газ. Даже, в поселке газ провели!.. Вот и вчера один лесник уволился.

– Лесопарковая зона опять без лесника! – говорит Ямашев. – А ведь она самая опасная в пожарном отношении!

Я разглядываю плакат на двери конторы: «Лес твой друг. Береги его!» После слов лесничего это звучит укором…

Наш лес. Лес, где нас ждут грибы на своих местах. Боровик в шляпе из коричневого бархата, подосиновик в кирпично-красном капоре, подберезовик в серой панамке, сыроежка в синем берете и скользкий, едва вылупившийся, масленок в желтом шлеме. Они нас ждут, а иногда говорят нам – «зайдите завтра!». Зато, возвращаясь с добычей, на вопрос, где мы набрали грибов, отвечаем загадочно, как подобает грибникам:

– В лесу!..

Мы обедаем грибами. Жарим их с луком и сметаной. Насколько они вкусней тех, что бабки продают кучками, уверяя легковерных покупателей, будто червь в них и не ночевал… А если и был один, то лишь «провод»… «Проводом» в наших местах называют твердого чешуйчатого червяка, который не портит гриб, а проедает его насквозь и уходит, оставив два отверстия – входное и выходное, – как от продетого провода…

Писатель Иван Лажечников в романе «Немного лет назад» описывает встречу в этом лесу с незнакомцем.