Рассказы (публикации 2009–2017 годов)

В разговоре, естественно, возникла тема так называемой «интифады» — беспорядков в Иудее, Самарии и Газе, — длившейся к тому времени уже более девяти месяцев. Арвид рассказал о непрекращающемся потоке антиизраильской пропаганды в Европе, об отрицательном образе израильского солдата-оккупанта, ничем не отличающегося от немецких нацистов.

Я рассмеялся.

Арвид с недоверием слушал мой рассказ об арабах, бросающих бутылки с зажигательной смесью в автомобили с еврейскими женщинами и детьми, ударом ножа в спину убивающих безоружных учащихся ешив, направлявшихся помолиться к Стене плача, об израильских солдатах, безмолвно сносящих отборную брань, плевки и град камней, потому что командование категорически запрещает применять оружие в случаях, непосредственно не угрожающих жизни. Арвид не хотел поверить, когда я рассказал о том, как военный суд наказал четверых солдат, которые поколотили двух мерзавцев, бросавших в них камни.

Что касается немецких нацистов, то, применив их средства, можно было бы прекратить «интифаду» в течение нескольких часов. Даже с моим советским опытом я установил бы порядок в течение двух дней. Для этого мне вовсе не потребовались бы войска. В первый же день силы полиции должны были обезвредить всех, кто посягнул на жизнь евреев. Убитых было бы значительно меньше, чем за прошедшие девять месяцев. Надо было немедленно выселить из Израиля несколько десятков зачинщиков с их семьями и, естественно, не допустить журналистов с теле- и фотокамерами, стимулирующими террор.

Арвид не нашел ничего предосудительного в этом, если, конечно, обстановка соответствует моему описанию. Но очень трудно поверить услышанному после всего, что он увидел на экране телевизора.

Внезапно у меня возникла идея. Раз в неделю, по средам, я работаю в Самарии. Когда началась «интифада», я посчитал своим гражданским долгом хоть таким образом помочь еврейским поселенцам, жизнь которых постоянно подвергается опасности из-за преступной игры нашего правительства в неограниченную демократию.

Ни одно демократическое правительство в мире не позволило бы себе такой роскоши. Интересно, знают ли наши правители знаменитое изречение Черчилля о том, что главнейшим долгом всякого правительства является защита своих граждан?

Арвид не смог бы ответить на этот вопрос, поэтому я спросил его о другом:

— Вы были в Самарии?

— К сожалению, нет. Я был в Иудее, в Синае, я видел ваш прекрасный Ямит — чудо, построенное на дюнах. Я очень переживал, когда вы разрушили Ямит, отдав Синай Египту. А в Самарии мне быть не довелось. Конечно, я мечтаю увидеть эту землю.

— Считайте, что ваша мечта уже осуществилась. Завтра в семь часов утра, если вы не возражаете, мы поедем в Шомрон, так называется на иврите Самария.

Я видел, как из уст Арвида рвется вопрос, не очень ли опасна такая поездка. Но мужское достоинство не позволило ему задать его.

На следующий день, как только мы сели в автомобиль, я предупредил Арвида, что буду гидом с весьма ограниченной функцией. От меня он услышит только географические названия, а ему остается следить за спидометром, думать и делать выводы. Думать и делать выводы можно без помощи гида.

Мы поехали на север по шоссе Геа, по четвёртой дороге. На перекрестке Мороша, где мы свернули на шоссе, пересекающее Шомрон, я попросил Арвида запомнить, что это место находится в пяти километрах от берега Средиземного моря.

Навстречу шел непрерывный поток автомобилей. Внезапно из него на нашу полосу вырвался зеленый «Мерседес». Идущий впереди меня «Фиат» почти остановился. Я резко затормозил и смачно матюгнулся. Не знаю, понял ли Арвид смысл классической русской фразы, но его реакция не отличалась от моей: «Донерветер!» — вырвалось у него. «Мерседес» втиснулся в свою полосу, чуть не задев «Фиат» и автомобиль, который оказался за ним.

— Не могу вас уверить, что так не поступил бы какой-нибудь еврей, но у арабов это чуть ли не норма, — сказал я.

— Откуда вы знаете, что это был араб? — спросил Арвид.

Я объяснил, что на автомобилях израильтян, евреев, арабов, друзов, бедуинов, черкесов и прочих папуасов со всех континентов, платы желтого цвета, а «Мерседес» был с бирюзовой платой. Именно такие на автомобилях арабов Иудеи, Самарии и сектора Газы.

На семнадцатом километре шоссе я снизил скорость, отлично понимая, как отреагирует на это идущая за мной колонна. Девяносто километров в час, скорость, с которой мы ехали все время, их тоже не очень устраивала.

Фактически мы уже были в Шомроне, хотя еще не доехали до «зеленой черты», границы Израиля до июня 1967 года.

Не знаю, чем объяснить, но всегда, когда я подъезжал к этому месту, у меня сладостно замирало сердце. Все те же холмы, все те же террасы, слева стесанная стена горы, под которой проложили шоссе, но что-то непонятное…

— Я чувствую присутствие Бога, — вдруг торжественно произнес Арвид.

Я посмотрел на него, улыбнулся и нажал на акселератор. Через две минуты я обратил внимание Арвида на дома слева от дороги.