Космодемьян видит, как внизу на лавочке рядом с медицинским центром скорбно плачет его жена, которую он не любил, а сейчас любит всем сердцем, но какой теперь в этом смысл. Её ведь даже не обнять. Тогда он возвращается к своей первой любви, с которой через числа и формулы обручился ещё в средней школе: к астрофизике. И через миг Космодемьян взлетает на орбиту. С высоты планета поражает красотой. Горные хребты и водные просторы выглядят совсем не так, как из иллюминатора самолёта или на фотографиях со спутника. Они – живые, они словно дышат, выпуская в небо пар из облаков. Вода испаряется с поверхности Атлантического океана, формируя в его центре ХХL-облако. Его подхватывает тёплый воздух юго-восточного пассата, нагретый от поверхности Африканского континента. Стремясь компенсировать разницу в давлении, ветер уносит крутящийся водный диск в сторону Бразилии, где дождь возвращает влагу в Амазонку, а она, в свою очередь, своими ветвистыми артериями несёт воду обратно в океан. За работой этого огромного организма можно было наблюдать вечно. Наверное, это то, что не даёт космонавтам сойти с ума в своём аквариуме.
Поверх облаков, сбившихся в кучу, раскатываются светло-зелёные полосы северного сияния. Так потоки заряженных частиц солнечного ветра ударяются об атмосферный купол. Благодаря этому естественному щиту на Земле зародилась углеводородная жизнь.
Масштабность обзора опьяняет Космодемьяна. На секунду он засомневался в реальности происходящего, как его тут же крутануло вокруг собственной оси. Обзор скачет, появляются помехи, будто в антикварных телевизорах с антенной. Он понимает, что видит только то, о чём думает. Для проверки гипотезы Космодемьян думает о Ледниковом периоде, и тут же наблюдает, как белая Арктика наступает, покрывая ледяным одеялом северное полушарие и всё живущее на нём.
Он видит, что вопреки закону Всемирного тяготения Земля не только притягивается, но и отталкивается от Солнца в определённых фазах. В памяти автоматически всплывают сложные формулы, которые могли бы описать увиденное, но из этого ничего не выходит. Интегралы не берутся. Определитель матрицы стремился к нулю, сворачивая трёхмерное пространство расчётов в точку.
Тогда зрение Космодемьяна становится спектрографическим. Режим видимого диапазона глаза переключается на спектр излучения азота и кислорода4, как тут же атмосфера Земли окрашивается в оранжево-красные тона, а сам шар становится подобием своего безжизненного соседа – Марса. Столь нелестный вид, однако, позволяет разглядеть шлейф атмосферных газов, тянувшийся за Землёй. Он в точности повторяет траекторию движения планеты и, о ужас, представляет собой изогнутую в виде волны линию. Это означает, что наш общий дом постоянно колеблется в космическом пространстве, а его орбита – скорее сморщившийся огурец, чем геометрически симпатичный эллипс.
Вместе с Землёй колебался и Космодемьян: весь его многолетний труд под угрозой. В панике он срочно летит к Марсу, затем к Юпитеру и Сатурну. Перенастраивая зрение на спектр излучения железа, затем гелия и, соответственно, водорода, он убеждается в худшем: неприятность повторяется и на других планетах. Колебания Нептуна оказались настолько значительны, что могли полностью похоронить его методику расчёта движения экзопланет. Он бы взмок, если б мог. Но единственное, что он чувствует – это колющие электрические разряды, активирующее всё большее количество нейронных связей. Под их действием воображение мчится прямо через Солнце, наблюдая изнутри то, что мы называем термоядерными реакциями.
Вихри огненной плазмы сталкиваются между собой, образуя сверхвихрь, стремящийся наружу. Поток вещества выстреливает в открытый космос, а Солнце отклоняется в сторону, противоположную этому импульсу. Но ещё большее значение имеют электромагнитные волны, посылаемые другими звёздами. Одни волны напоминают воронку, затягивающую Солнце в себя. Другие, напротив, походят на раздувающийся мыльный пузырь, который толкает светило в противоположном направлении. Вслед за колеблющимся Солнцем послушно дёргаются планеты.
«Неужели так везде?» – думает Космодемьян и устремляется к ближайшей экзозвезде Проксима Центавра. Опасения подтверждаются. Его Нобелевская теория рушится на глазах. Траектории движения экзопланет больше напоминают штопор, вкручивающийся в бутылку вина, а не рассчитанные им геодезические линии.