Рассказы освободителя

Каждый солдат учебной дивизии ежедневно имеет 20 минут свободного времени после обеда и 10 минут вечером. Вырвавшись с обеда, голодный солдат бежит в буфет, где работает одна неповоротливая продавщица. В полку полторы тысячи солдат, и добрая их половина, самые голодные, пытается прорваться к прилавку. Большинство из них, протиснувшись в буфет, не имеют возможности ни пробиться к прилавку, ни вырваться обратно. За опоздание в строй их жестоко наказывают, но число желающих прорваться не уменьшается. Спрашивается, откуда же солдат берет деньги, если в месяц ему платят 3 (три!) рубля 80 копеек? А вот оттуда и деньги, что он два-три месяца пытается к прилавку прорваться, да не получается. Вот и выходит экономия.

Сейчас все 40 учебных взводов полка построены на дальнем дворе военного городка, готовые приступить к чистке оружия. Офицеров не видно, и сержанты, всякий на свой лад, наставляют нарушителей. Кто «вставай-ложись», кто еще как. Кое у кого и более затейливые виды пресечения нарушений придуманы. Один взвод, к примеру, тренируется ползать по-пластунски через минное поле. Роль минного поля выполняет густо загаженный свиным дерьмом хозяйственный двор полка.

Мой заместитель, с широкими лычками старшего сержанта на погонах, решил сегодня ограничиться лишь тем, что буфетный нарушитель должен публично изрыгнуть из себя то, что он съел в буфете. Изрыгание съеденного в учебных дивизиях часто именуется научным термином «экстракция», по аналогии со стремительным неудержимым выбросом стреляной гильзы из казенника танковой пушки. Термин этот сержанты применяют и к себе — например, после грандиозной пьянки: «Всю ночь меня мучили ужасные экстракции...»

В отличие от непроизвольных сержантских экстракций, стриженый солдатик должен исполнять их по команде, но он не выполнил приказ, и оттого следует команда:

— Второе отделение! Наклонись! Два пальца в рот вставь!

Первое и третье отделения с ненавистью и надеждой ждут решения своей участи. Один за всех, все за одного — это основополагающий принцип воспитания.

— Справа! По одному! Блюй!

Извиваясь в спазмах и судорогах, отделение выполняет приказ, разгрузив свои желудки во вполне приемлемый срок.

— Рядовой Равдулин, становитесь в строй! — Старший сержант отворачивается, якобы для того, чтобы присмотреть местечко, где бы расположить взвод для чистки оружия. В этот момент Равдулин получает два тяжких удара в живот от своих стриженых товарищей. Подавляя рвущийся протяжный стон, он сгибается пополам и всем телом валится в грязь.

В учебных дивизиях сержанты и офицеры никогда не бьют солдат — это еще один железный закон.

Умелец

66-я гвардейская учебная мотострелковая дивизия Прикарпатского военного округа

1969 год

1

Арестованного привезли в полк и заперли в изоляторе караульного помещения. Угрюмый, он сидел в углу, упрямо глядя в пол. Сержанта арестовали в Омске, в 4 тысячах километров от его родного учебного полка.

Прибыл военный дознаватель. Началось следствие: как, почему... Дело серьезное. И все тут зависит от командования: с какой точки зрения смотреть на случившееся и как данный проступок трактовать. Если это назвать самовольной отлучкой, то сержант получит 15 суток ареста, это максимум. Если назвать случившееся дезертирством, он получит 10 лет, это минимум.

Если бы сержанта поймали на территории своего округа, то дело, конечно, замяли бы, ибо между округами идет социалистическое соревнование — у кого меньше преступлений и нарушений. Но раз уж его поймали в другом округе, а, следовательно, Москве все известно, то руководство будет стараться показать свою решимость, несмотря ни на что, полностью искоренить все нарушения. Но и тут вновь напрашивается противоречие: если это дезертирство, то почему об этом не доложили в Москву шесть дней назад, когда сержант исчез?

Для всех прямых начальников сержанта, от взводного командира и до командующего округом, наступил период весьма неприятный.

Фамилия сержанта была Зумаров, а его взводным командиром был я. Оттого-то меня первым и вызвали.

— Ваш сержант?

— Мой, товарищ подполковник.

— Сколько времени вы вместе служите?

— Восемь месяцев, товарищ подполковник. Он был курсантом учебного взвода, которым я командую, а затем по получении звания оставлен во взводе командиром второго отделения.

— Что вы можете сказать о нем?

— Товарищ подполковник, я никогда в жизни его не видел.

Дознаватель, видимо, давно вник в суровую армейскую действительность, и мое заявление на него не произвело решительно никакого впечатления.

— Умелец? — только поинтересовался он.

— Так точно, умелец, — подтвердил я.

На этом допрос был закончен. Вслед за мной по очереди были вызваны командир роты, замполит батальона и, наконец, комбат. Разговор с ними тоже не затянулся более одной минуты. Все они этого сержанта никогда в глаза не видели.

2