Рассказы охотника

С тех пор стал он жить на полной свободе: хочет — по саду летает, хочет — по комнате, а вечером обязательно к себе в клетку летит.

Наступила осень, пожелтел сад, в полях убрали хлеб, а на лугах у речки выросли стога сена. Скворцы собрались в стаи; целые дни летали по полям и лугам или сидели на стогах. Скворушка мой тоже стал пропадать по целым дням, иногда и ночевать домой не возвращался, то ночь, то две, а потом и вовсе исчез — наверное, улетел с другими скворцами в теплые края.

Пришла зима. Часто вспоминали мы о скворушке, особенно вечерами, когда топили печку и у огонька собирались все мои приятели: Джек, Иваныч и ручной заяц Ушан. Где-то теперь наш скворушка? Жив ли он?

Наконец и зима кончилась. Опять появились в саду проталины. В полдень солнце припекало совсем по-летнему, и тогда в столовой даже отворяли окно.

Как-то возился я у себя в комнате со своими удочками. Вдруг слышу за дверью: «Чир-чиррр!..» Я даже вздрогнул: «Что такое?» Выскочил в столовую — и глазам не верю: сидит на подоконнике мой скворушка, так и заливается, так и поет!

— Скворушка, Чирыч! Откуда же ты прилетел?

Хотел я к нему подойти, а он назад в окно и уселся в саду на яблоню. Отвык, значит, от меня.

Поселился он снова в своем скворечнике. И скворчиха с ним прилетела — уж не знаю только, старая или новая.

Часто бывало прилетит скворушка к нам на подоконник, сядет и поет. Я ему тарелку с вареным мясом поставлю, тазик с водой. Он все мясо поест, воды напьется и выкупается в тазике. А в комнату залетать так и не захотел.

На тетеревей

Мой отец служил врачом в сельской больнице. Мы жили на самом краю села, а прямо за селом начинался молодой березовый лес. Весной и летом мы, ребятишки, целыми днями пропадали там. Я даже мечтал: когда вырасту, обязательно сделаюсь лесным сторожем, как дедушка Иван, надену лапти, отпущу бороду и буду бродить по лесу с огромной палкой и корзинкой через плечо.

Идешь по лесной тропинке — кругом березки да кусты орешника. Солнышко сквозь зеленые ветки просвечивает и рассыпается по земле тысячами золотых кружков. А ты шагаешь по усыпанной солнечным золотом дорожке и поглядываешь по сторонам, под кусты — не притаился ли где-нибудь возле пенька пузатый белый гриб.

Осенью я выходил в лес на охоту. Я брал палку вместо ружья и бродил по лесу, воображая, что выслеживаю дикого зверя. Увидишь бывало старый, обросший мохом пень и представишь себе, будто это медведь. Даже самому жутко станет! Выстрелишь из палочного ружья, выхватишь из-за пояса деревянный кинжал — и врукопашную со страшным зверем…

Поздней осенью по утрам к нам на опушку леса прилетали тетерева. Они рассаживались по березам и, сидя на тоненьких ветках, качались от ветра, срывали березовые сережки, кормились семенами.

Я бывало старался встать как можно раньше, выбегал на бугор и подолгу любовался этими большими черными птицами. Но ни разу мне не удавалось подкрасться к ним поближе.

Только начнешь подбираться, а тетерева уже заметили, вытянули шеи, насторожились. Сделаешь еще шаг-два, а они хлоп-хлоп крыльями — и разлетелись.

Но вот как-то раз зашел к отцу лесник — дедушка Иван. Я рассказал ему, как по утрам бегаю смотреть на тетеревей, да никак не могу к ним подкрасться. Дедушка засмеялся и сказал:

— Ну, мы их с тобой перехитрим! Проси отца, чтобы он тебе позволил завтра со мною на охоту пойти. Только не проспи.

Отец на охоту меня отпустил. Конечно, я не мог заснуть ни на минуту — все боялся проспать. Дедушка зашел за мной, когда было еще совсем темно. Задолго до света мы уже пробирались по лесной дорожке. Старик нес на плече ружье и мешок. Я спросил:

— Дедушка, что у тебя в мешке?

А он только рукой махнул: придет время — увидишь.

Мы вышли на поляну. Там стоял шалаш. Старик положил ружье на землю и развязал мешок. Я заглянул в него, да так и ахнул. В мешке лежали сделанные из тряпок два тетерева. Из пестрых тряпок курочка-тетерка, а из черных — тетерев-петух. Хвост у петуха был сделан из настоящих тетеревиных перьев. Я никак не мог понять, зачем дедушке нужны эти игрушечные птицы, а он посмеивался и ничего не отвечал на мои вопросы. Срубил молодую березку, привязал к верхушке тряпичных тетеревей и закопал березку в землю посредине полянки. Издали можно было подумать, что на березке сидят два настоящих, живых тетерева.

Устроил это дедушка, влез в шалаш и позвал меня к себе.

— Слушай, — сказал он мне. — Сейчас тетерева прилетят сюда кормиться. Увидят наших, подумают, что это живые, и подсядут к ним, чтобы вместе березовые сережки ощипывать, а мы их тут и подстрелим.

Дедушка замолчал. Я уселся поудобнее, раздвинул немного ветки шалаша и выглянул наружу. В лесу было как-то пасмурно, неприветливо. Деревья уже все облетели, стояли почерневшие, голые, а на земле лежал белый колючий иней. Не слышно было птичьих голосов. Только одни синицы-пухляки, как ватные мячики, прыгали и перелетали с ветки на ветку.