Рассказы о верном друге

Александр Павлович — постоянный поставщик увлекательных «собачьих» историй, которые, ручаюсь вам, даже если вы закоренелый противник собак, будут выслушаны вами с большим вниманием. Из его запаса наблюдений почерпнуты многие сюжеты, коими потом, слегка обработав их литературно, я делился с читателями.

Оставаясь долгое время убежденным холостяком, Александр Павлович и жизнь вел типично холостяцкую, деля свои привязанности между друзьями-людьми и друзьями-животными.

Должен признать, что дружба с Александром Павловичем чрезвычайно расширила мой кругозор, приобщив к той культуре собаководства, которая дается лишь многими годами упорного труда и постоянным изучением теории.

Большинству собаководов свойственна живость ума и игра воображения. Мягкий, с добрым сердцем, романтик по натуре, Мазорин привлекал меня также и теплым юморком, и своей неизменной доброжелательностью ко всему живущему — людям, животным, в чем я вижу величайшую добродетель человека.

Это Александру Павловичу принадлежит афоризм: «Нет плохих собак — есть плохие хозяева», который следует помнить каждому любителю и который я повторяю теперь везде, где можно.

Сам Александр Павлович, однако, сообразно своему вкусу, долгое время слыл неисправимым доберманистом — держал только доберман-пинчеров, и непременно коричневых. Его Бенно-первый, шоколадный красавец благородных кровей и могучего сложения, вне всяких сомнений, мог бы завоевать титул всесоюзного победителя своей породы, если бы хозяин экспонировал его на выставках. Немногим уступал своему предку и Бенно-второй, тоже коричневый и тоже красавец, способный стать украшением любого ринга[21].

Но вот однажды, приехав к своему другу, я с удивлением обнаружил у него прелюбопытную животинку, курчавую и покорную, как овечка, ростом, быть может, чуть больше недельного ягненка, с бородатой уморительной физиономией и куцым хвостиком в виде кочерыжки, которая в зависимости от настроения ее владелицы то торчала упрямо вверх, то пряталась в длинной жесткой шерсти.

— Это наша Смокки! — отвечая на мой молчаливый вопрос, с гордостью сказал Александр Павлович.

Вот так собака! Невозможно было не поражаться ею, хотя бы уже по одному тому, что она не обратила на меня ни малейшего внимания. Даже головы не повернула, когда я вошел.

— Э-э, знали бы вы, какой я привел ее! — заметил Александр Павлович, видя, что я с недоверием рассматриваю его приобретение. Пошлепав рукой, он пригласил собаку вспрыгнуть к нему на колени, что она и сделала незамедлительно, и ласково потрепал ее.

Мне была известна слабость Мазорина — подбирать всяких опаршивевших животин, птиц со сломанными крыльями, черепах, ужей и тащить всех домой. Раз у него долго жила больная галка, которую кто-то швырнул ему в форточку; он выпустил ее, когда она поправилась и стала летать. Вообще я убежден, что только очень хорошие люди способны на это. Но все же он иногда поражал меня.

Бенно, выхоленный, весь лоснящийся, словно наполированный, и рядом — какая-то замухрышка Смокки, вся в завитках, как баран?! Признаться, глядя на нее, я не разделял восторгов хозяина.

Тогда Александр Павлович сообщил мне некоторые факты из биографии собаки, и они оказались настолько интересными, что я, в свою очередь, хочу поведать о всех злоключениях и похождениях Смокки своим читателям.

До сего времени у нас в этой книге шел разговор исключительно о служебных собаках, в большинстве громадных, обладающих злобой и силой, один вид которых способен испугать кого угодно.

Пусть рассказ о малютке Смокки явится некоторым исключением, хотя вообще я считаю, что фокстерьер-крысолов вполне заслуживает быть причисленным к рангу служебных. Принято же относить к их числу кавказских овчарок и вообще пастушьих собак, которые борются с серым хищником — волком; а чем хуже фокстерьер, истребляющий другую серую нечисть — крыс? Это ведь не охота в прямом смысле слова, когда взял ружье, кликнул собаку и отправился в лес; а именно служба, такая же служба охраны общественного и личного добра, как и всякая другая.

Я надеюсь, история маленькой Смокки убедит вас в этом. Передаю ее так, как слышал сам, и от первого лица.

* * *

…Появление Смокки в нашем доме не вызвало энтузиазма.

— Кого ты привел?

Всплеснув руками, мать возмущенно переводила взгляд то на меня, то на собаку.

Представьте себе существо невыразимо грязное, кудлатое, с шерстью неопределенного цвета, свалявшейся в войлок и висевшей клочьями, росшей столь буйно, что под нею с трудом можно было рассмотреть два карих, печально смотревших глаза. Только черная пуговка носа выделялась на этом фоне, лучше всяких слов говорившем о безотрадной жизни животного.

Понурив голову и опустив коротенький хвост, Смокки стояла посреди комнаты, широко расставив грязные лапы с изломанными когтями, не проявляя никакого интереса к окружающему.

— Ну и красавица! Где ты взял ее? Она же больная!… — ахала и охала мать, осматривая собаку со всех сторон.

В комнату вошла сестра.

— Это что за урод?

— Это не урод, а фокстерьер…

— Для чего ты привел ее? — последовал второй неумолимый вопрос.