— Анатолий Анатольевич, и по прошлогодней программе хлопотно. Вопросы самые неожиданные, и без конца… Честное слово, последний раз провожу, больше не буду.
Старший лесничий раздумчиво вынул коробку с папиросами, раздумчиво закурил.
— Уж и не будете! А я думаю, что будете. В нынешнем году предстоят семинары, и все серьезные. Вы знаете, что было на семинаре в Смоленской области, где принимал участие начальник главка? Шел, шел семинар, закончили тему, потом начальник сказал: на следующий день приготовьте доску и мел. Ну, все подумали: лектор будет подводить итоги. Только расселись по местам, начальник сказал: вы здесь все руководители, разъедетесь по домам и будете командовать работами… так вот, пожалуйста, к доске. Посмотрим, как вы все усвоили. Задал задачу: механизированная разгрузка базы. И что ж, никто не смог ни механизмов в нужном порядке расставить, ни порядка работ определить… все приблизительно. Скандал! Начальник предупредил: будет в Сиверском лесхозе по строительству дорог важнейший семинар… Смотрите, чуть что неясно, задавайте вопросы, потому что как только вернетесь, получите практические задания… Вот так и сказал начальник главка. Так что, товарищ Пацюркевич, вопросы на ближайшем семинаре будут самые неожиданные и, уверен, дотошные. Я намерен включить вас в работу… Будете проводить семинар. Готовьтесь.
Пацюркевич несколько минут молчал. Потом спросил:
— За что вы меня так невзлюбили? Это не из-за зеркал ли Богоявленского?
Анатолий Анатольевич развел руками:
— Невзлюбил? Я думаю, наоборот. Я хочу, чтоб, готовясь к семинару, вы себя покрепче подковали. А вы — «невзлюбил»!
Разные заботы
Жеймо сказал старшему лесничему:
— Очень прошу вас проехать со мной…
Жеймо был взволнован, Анатолий Анатольевич внимательно посмотрел на него.
— Что ж, поедем.
За Сиверской взяли направление на Дружную Горку. Хороши здесь леса и просторные колхозные поля. Хороши серовато-красная дорога, огромные валуны по краям овражков, деревни, где еще сохранилась любовь по-старинному украшать жилье: кружево наличников, овальные разлеты над балконами, узор карнизов… Улицы в деревнях подымались на холмы, и вдруг глаз встречался с затененным прудом, следил за тропинкой, протоптанной в чащу… И опять поля и леса.
Остановились на берегу извилистой Орлинки.
— Славная речка, — проговорил Анатолий Анатольевич, — море хорошо, реки широкие хороши, но лесная речка хватает прямо за душу, честное слово!
— А вам приходит в голову, что эта речка мертвая?
Вода была темная, ход ее небыстрый, плыли легкие, сорванные ветром листья и веточки — всегдашнее украшение медленно бегущей воды; две-три солнечные рябинки расцвечивали темноту, две-три воронки у корней предупреждали о глубине…
— Говорите… мертвая?
— Ни рыбешки, ни рачка, даже паучка не найдете. Догадываетесь?
— Не совсем.
— Дружная Горка… Теперь догадываетесь?
— Стекольный завод?
— Анатолий Анатольевич, они нас ведь не спрашивали, а мы как-то внимания не обращали… Они получают моторное масло… Затем пиролиз, разложение масла на фракции. Летучий газ подают в печи для плавки стекла, а тяжелые масла… Думали, думали на заводе и стали сбрасывать их в Орлинку, то есть стали делать то, что делают сотни других заводов.
— Вода-то чистая, — заметил Анатолий Анатольевич. — Впрочем, ясно: удельный вес отходов велик, они сразу и тонут.
— В том-то и дело. И отравили не только Орлинку, но через Орлинку и Орлинское озеро.
— Запретили?
— Конечно.
— Как отнеслись к запрещению?
— Взмолились: как же нам быть? Химически нейтрализовать тяжелые фракции мы не в силах.
— Что вы им посоветовали?
— Сбрасывать отходы в карьеры, что остались после торфоразработок.
— Гм… — издал неопределенный звук Анатолий Анатольевич и полез в карман за папиросами.
— Вас что-нибудь смущает?
— Есть, есть кое-какое подозрение.
Проехали к карьерам. Целые озера синеющей воды, которая уже стала заселяться жизнью. Карьеры на открытых местах, и ветер рябил воду, и неба в них было много, и облака стояли над ними, раскинув пуховые крылья.
— По-моему, ничего лучшего не придумаешь, — сказал Жеймо.
Анатолий Анатольевич вернулся в лесничество, а оттуда отправился в город, на ученый совет института.
Опять пришлось выдержать атаку. Хорошо еще, что поддержал директор института.
Одних профессоров беспокоило то, что лесхоз много занимается дорогами, можно бы поменьше. Другие утверждали, что надо поменьше заниматься мелиорацией.
Профессор Елпатьевский, начальник отдела лесоосушительной мелиорации, патетически воскликнул:
— Вы мне весь лес осушите! Где же я буду проводить опыты?
Анатолий Анатольевич усмехнулся:
— Всех болот не осушу, даже при всем своем желании.
И опять встал вопрос о кураторстве. Каждый профессор хотел бы быть по своей специальности полным господином лесхоза, чтобы распоряжения его считались законом.
— Лесхоз — это лаборатория, а не хозяйство!
Фраза прозвучала внушительно, и говорящий не менее внушительно посмотрел на старшего лесничего.