Читаем Рассказы о старшем лесничем полностью

Его неустанная работа и занятость вызывали насмешки Потапова, лесника соседнего лесничества.

Потапов одобрял левый заработок, который приходил к нему то в виде величавого зава овощной базой, то в лице директора магазина или магазинчика, а подчас и председателя артели.

Участки под застройку всеми упомянутыми лицами получены. Надо строиться. Есть разрешение на порубку такого-то количества леса… Но ведь не всегда для заготовителя место удобное (вспомним историю с настоятелем церкви)… да и нельзя ли побольше?.. в документе указано столько-то, а нельзя ли еще полстолько! Ведь можно?

Если Левый заработок имел дело непосредственно с Жеймо, тот отвечал:

— Нельзя, гражданин.

— Но почему же? — и после паузы: — Ведь не даром…

— Нельзя, гражданин!..

— Я не скуп, вы не пожалеете…

— Нельзя, гражданин, я лес жалею…

— Лес жалеете? А в газеты чуть ли не каждую неделю писатели, журналисты и простые советские люди пишут о том, как у нас истребляют леса. Миллионы кубометров не вывозят, топят, гноят, и это повсеместно! А я у вас прошу лишних два десятка кубометров для маленького дома, и вы жалеете. Ведь потопят, сгноят, не вывезут!

Часто Левый заработок действовал через Потапова. Лесник приходил к знакомому лесничему, приносил водку и закуску. Он любил, идя в гости, приносить угощение, подчеркивая свое благополучие и независимость. Кроме того, он обо всем имел собственное, как он говорил, мнение.

— Ты мне не подсовывай готовенького, — поучал он Жеймо, — за тебя подумали, за тебя написали, а ты повторяешь.

— А какое же у тебя по этому поводу собственное мнение, Афанасий?

— Очень простое. Заключается она в том, что есть люди, для которых самое важное идея… вот, например, для тебя. Люди живут хлебом, водкой, хозяйством, чтобы крепко стоять на ногах, а тебе на все это наплевать, ты живешь идеей. Ну что ж, и живи. Но ты хочешь, чтоб и все остальные жили только идеей, а уж это, извини, дурь. Ты пропагандируешь меня так: если все станут бороться за идею, то мы быстро достигнем всеобщего благополучия. Когда-то Лев Николаевич Толстой проповедовал: если каждый будет творить только добро, то на земле незамедлительно наступит рай. Но один критик посмеялся над великим писателем: ведь это утопия, чтоб все люди вдруг стали добрыми! Не станут они вдруг! То же самое, думается мне, и про идейность… Кто идейный, тот идейный, а все вдруг идейными не станут. А раз все в один миг идейными не станут, то всеобщее благополучие настанет не скоро, и приходится человеку заботиться о себе. Вот у тебя с твоей Раисой четверо ребят. Вместе вы учились в лесном техникуме — хорошо. А теперь она работает не по специальности, на стекольном заводе, но не в этом, впрочем, дело, а в том, что при большой семье она на стороне деньги выколачивает. Хорошо ли? А все из-за твоей идейности… Так вот, Викентий, был у тебя только что порядочный человек, он хочет законного — чтобы на земле ему было удобно и радостно, — и просил тебя пособить ему по малости, с тем что и он тебе тоже пособит, а ты, как бычок, всеми четырьмя ногами уперся…

Жеймо и Потапов сидят в большой комнате. Дом недавно срублен, струганые, неоштукатуренные стены создают особую приятность, они дышат, и воздух в комнате особого, доброго качества. И стол некрашеный, но сделан так любовно, что просто не хочется живую древесную ткань прикрыть краской или клеенкой. А у окна второй стол, на нем книги, конспекты, зачетные работы.

Потапов пьет водку стаканчиками, перед Жеймо стопочка на полглотка, два таких полглотка он уже сделал.

— Ты что же молчишь и меня не пропагандируешь? — спросил наконец Потапов.

В это время в комнату вошла Раиса. Слова Потапова она услышала еще за порогом.

— Что вас, Афанасий, пропагандировать, ведь вы справедливые слова называете пропагандой!

— Я лесник, а живу лучше вас.

— Поймите, вы — человек старого мира, а мы зовем вас в новый. Все то, что вы говорите, что отстаиваете, хорошо было для старого мира, для нового не годится никуда.

— Послушать вас, так мы перестали быть людьми. А вот скажите: поощряется у нас материальная заинтересованность или не поощряется?

— Поощряется.

— А материальная заинтересованность — это старый мир или новый? По-моему, старый, и, думается, даже вы не станете отрицать, что старый. Значит, старый и новый мир идут рядком, и подчас не разберешь, где новый, а где старый. Вот помочь человеку, по-моему, да и по-вашему, — это уж никак не старый мир, а твой муженек подводит так, что это старый.

Потапов вылил остаток водки в стакан и выпил.

Жеймо сказал:

— Ты умный человек и пользуешься словами для того, чтобы напустить туман. Лес мы и так отпускаем дешевле дешевого, твой же порядочный человек хочет сунуть мне полсотни и взять все даром.

— Беда с этими идейными, — вздохнул Потапов, отрезал крупный кусок сала и положил в рот.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии