После тяжелой борьбы я спросил его, не дон ли Хенаро производит эти звуки. Он сказал, что это нагуаль и что я не должен их смешивать. «Хенаро» — имя тоналя. Затем он сказал что-то еще, но я не понял его. Что-то кружило вокруг дома, и я не мог концентрироваться на нашем разговоре. Он велел мне сделать максимальное усилие. Через некоторое время я обнаружил, что бормочу какие-то идиотские фразы о своей непригодности. Я ощутил толчок страха и прорвался в состояние огромной ясности. Затем дон Хуан сказал мне, что теперь можно слушать. Но звуков больше не было.
— Нагуаль ушел, — сказал дон Хуан и, поднявшись, вошел внутрь дома. Он зажег керосиновую лампу и приготовил еду. Мы молча поели. Я спросил его, не вернется ли нагуаль.
— Нет, — сказал он с серьезным выражением. — Он просто испытывал тебя. В это время ночи, сразу после сумерек, ты всегда должен вовлекать себя в какое-нибудь занятие. Подойдет все, что угодно. Это только короткий период, один час, может быть. Но для тебя это — смертельно опасный час.
Сегодня нагуаль пытался заставить тебя споткнуться, но ты был достаточно силен, чтобы отразить его нападение. Однажды ты поддался ему, и я вынужден был лить воду на твое тело. На этот раз ты прошел хорошо.
Я заметил, что слово «нападение» придает этому событию очень опасное звучание.
— «Опасное звучание»? Это странный способ выражаться, — сказал он. — Я не пытаюсь пугать тебя. Действия нагуаля смертельно опасны. Я уже говорил тебе об этом, и это не означает, что дон Хенаро старается повредить тебе. Наоборот — его забота о тебе неуязвима. Но если у тебя недостаточно силы, чтобы отразить нападение нагуаля, ты умрешь, несмотря на мою помощь или заботу Хенаро.
После еды дон Хуан сел рядом и заглянул в мой блокнот. Я заметил, что события этого дня были настолько ошеломляющими, что мне, пожалуй, понадобятся годы, чтобы разобраться во всем.
— Если ты не можешь понять, то ты в прекрасной форме, — сказал он. — Вот когда ты понимаешь, ты находишься в каше. Конечно, это точка зрения мага. С точки зрения среднего человека, если ты не можешь понять, то ты идешь ко дну. В твоем случае средний человек подумал бы, что ты распался или начинаешь распадаться.
Я засмеялся над его выбором слов. Это была ирония — однажды я упоминал о концепции распада в связи со своими страхами. Я заверил его, что на этот раз не буду спрашивать ни о чем из того, через что прошел.
— Я никогда не запрещал разговаривать, — сказал он. — Мы можем с тобой говорить о нагуале сколько угодно, но до тех пор, пока ты не пытаешься объяснять его. Если ты точно помнишь, я сказал, что можно быть лишь свидетелем нагуаля. И поэтому мы можем говорить только о том, чему были свидетелями, и как мы были свидетелями этого. Но ты хочешь объяснить, каким образом все это возможно, а это отвратительно. Ты хочешь объяснить нагуаль при помощи тоналя, а это глупо, особенно в твоем случае, так как ты уже не можешь прятаться за своим невежеством. Ты очень хорошо знаешь, что наш разговор имеет смысл лишь потому, что мы остаемся в определенных границах, и эти границы неприложимы к нагуалю.
Я сделал попытку прояснить этот спорный вопрос, сказав, что я не то чтобы хотел объяснять все с рациональной точки зрения, а само мое стремление объяснять проистекало из необходимости поддерживать порядок на протяжении всех этих потрясающих хаотических стимулов и восприятий, с которыми я сталкивался.
Дон Хуан заметил, что я пытаюсь отстаивать точку зрения, с которой сам не согласен.
— Ты чертовски хорошо знаешь, что индульгируешь, сказал он. — Поддерживать порядок — значит быть совершенным тоналем, а быть совершенным тоналем, значит осознавать все, что происходит на острове тональ. Но ты на нем не находишься, поэтому твое возражение насчет поддерживания порядка безосновательно. Ты пользуешься им только для того, чтобы победить в споре.
Я не знал, что и ответить. Дон Хуан успокоил меня, сказав, что очистка острова тональ достигается лишь ценой огромной борьбы, а затем попросил рассказать о второй встрече с «нагуалем». Когда я закончил, он прокомментировал, что мохнатый крокодил был, пожалуй, вершиной чувства юмора дона Хенаро.
— Жаль, что ты все еще такой тяжелый, — сказал он. — Тебя всегда останавливает ошеломление, ты цепляешься и поэтому ты не видишь настоящего искусства Хенаро.
— А ты осознавал его внешний вид, дон Хуан?
— Нет, представление было только для тебя.
— Что ты видел?
— Сегодня я видел лишь движения нагуаля, скользящего между деревьями и кружащего вокруг нас. Любой, кто видит, может свидетельствовать это.
— А как же насчет того, кто не видит?