Рассказы о русском подвиге

Барабыка вскочил на крепостную стену. Кругом свистели пули, с Бабата сбило

шляпу, от горящей смолы затлел кафтан. А он стоял на самом верху и бил в

барабан.

Тра-та-та! Тра-та-та!

А оттуда, с той стороны стены, несся зычный голос генерала Горна:

— Шведы, за господа бога и короля вперед!

Однако поздно. Русские овладели стеной. Вот их все больше и больше.

А наверху по-прежнему стоит Барабыка и что есть силы бьет в барабан.

Потом забрасывает барабан за спину, сует палочки за пояс, хватает ружье и, задрав

полы горящего кафтана, прыгает вниз.

Русские врываются в Нарву. А внизу гремит голос Горна:

— Шведы, шведы, позор вам, шведы!

ШПАГА ГЕНЕРАЛА ГОРНА

Был у Бабата дружок из солдат. Странную имел фамилию — Перец. Молчит,

молчит Перец, а потом возьмет да такое скажет! Все норовил про царя Петра

дурное сказать.

А тут еще Бабат его вконец разозлил. Как вернулся Бабат от царя, так и

стал хвастать, что Петр ему и ружье выдать приказал, и награду пообещал.

— Чему радуешься? — перебил Перец Бабата. — Нашел отца-благодетеля! Он

тебе ружье рад всунуть. Дура, царь — он и есть царь. Думаешь, ты ему нужен?

Силушка твоя нужна. Чай, немало на его совести нашего люду. Вон она, царская

милость, — говорил Перец и задирал рубаху. Там поперек волосатой спины ровными

рядами шли красные рубцы. — А за что? — спрашивал Перец. — За то, что правду

сказать не побоялся.

И уж какой раз за этот поход начинал рассказывать Перец о том, как

взбунтовались в его родном селе мужики, а царь прислал солдат и приказал всем

батогов всыпать. А кто виноват, что мужикам на деревне жрать нечего? Вестимо, он,

царь.

— Так ведь то не царь, а бояре виноваты, — пытается возражать Бабат.

— Ишь ты, «бояре»! — передразнивает Перец. — А царь — он кто, мужик?

Царь — он и есть первейший боярин. От него все в государстве зависит.

— Так-то оно так... — соглашается Бабат.

А сам свое думает: «Как же так, чтобы царь — и был нехороший!»

Так бы и думал Бабат, да только произошла такая история.

Спрыгнув с крепостной стены, Бабат побежал к Нарвскому замку. Здесь, на

валу, отделявшем старый город от нового, он повстречал генерала Горна. Подбежал

Барабыка к генеральской лошади, схватил за уздцы, закричал Горну:

— Сдавайся!

Признал генерал раскосые глаза Барабыки, схватился за шпагу. Хорошо,

отскочил Бабат в сторону. Потом выбрал удобный момент, прыгнул и ухватился за

рукоятку генеральской шпаги. Ухватился, держит и снова кричит:

— Сдавайся!

Так и держатся они вдвоем за одну шпагу. В это время подскакал к ним

русский полковник Чамберс.

— Брось! — закричал полковник на Барабыку. — Не пристало рядовому чину

у генерала шпагу брать! Отдай сюда!

А Барабыка словно окаменел, пальцы разжать не может. Разозлился тогда

Чамберс, ударил Бабата по лицу. Пошатнулся Бабат, упал. Так и досталась

генеральская шпага полковнику Чамберсу.

А тут как раз проезжал Петр с генералами.

— Что за шум? — спросил.

Чамберс и доложил ему: мол, рядовой чин, а у генерала шпагу отнять

пытался, да и офицерского приказа не выполнил.

— Раз так, — сказал Петр, — всыпать ему батогов за такое дело.

Уехали генералы. Остался Барабыка один. А в это время, откуда ни возьмись,

Перец.

— Ну что, — говорит Перец, — видал, каково нашему брату? Вот она, царская

милость.

А Бабату и сказать нечего. Стоит, моргает раскосыми глазами. Хоть и злой

мужик Перец, а все же и в его словах правда есть.

ЗА СЛАВУ РОССИЙСКУЮ

Бой кончился. Петр и Меншиков верхом на конях выехали из крепости. Следом,

чуть поодаль, группой ехали русские генералы. Ссутулив плечи, Петр грузно

сидел в седле и устало смотрел на рыжую холку своей лошади. Меншиков, привстав

на стременах, то и дело поворачивал голову из стороны в сторону и

приветственно махал шляпой встречным солдатам и офицерам.

Ехали молча.

— Государь, — вдруг проговорил Меншиков, — Петр Алексеевич, гляди, — и

показал рукой на берег Наровы.

Петр посмотрел. На берегу реки, задрав кверху ствол, стояла пушка. Около

пушки, обступив ее со всех сторон, толпились солдаты. Взобравшись на лафет с

ковшом в руке, стоял сержант. Он опускал ковш в ствол пушки, что-то зачерпывал

им и раздавал солдатам.

— Государь, — проговорил Меншиков, — смотри, никак, пьют. Ну и придумали!

Смотри, государь: в ствол пушки вино налили! Ай да бомбардиры! Орлы! Герои!

Петр улыбнулся. Остановил коня. Стали слышны солдатские голоса.

— За что пить будем? — спрашивает сержант и выжидающе смотрит на солдат.

— За царя Петра! — несется в ответ.

— За Нарву!

— За славный город Санкт-Питербурх!

Петр и Меншиков поехали дальше, а вслед им неслось:

— За артиллерию!

— За товарищев, животы свои положивших!

— Данилыч, — проговорил Петр, — поехали к морю.

Через час Петр стоял у самой воды. Волны лизали подошвы больших

Петровых ботфортов. Царь скрестил руки и смотрел вдаль. Меншиков стоял чуть поодаль.

— Данилыч, — позвал Петр Меншикова, — а помнишь наш разговор тогда, в

Новгороде?

— Помню.

— А Нарву?

— Помню.

— То-то. Выходит, не зря сюда мы хаживали, проливали кровь и пот русский.

— Не зря, государь.

— И колокола, выходит, не зря снимали. И заводы строили. И школы...