Рассказы о русском подвиге

получили и звание Героя Советского Союза. Первый — за взятие моста на Дону, второй —

за город Калач.

Много под Сталинградом героев. Много похожих фамилий. Иванов, Иваненко,

Иванян, Иванидзе, Иващенко; радистки: Литвина, Литвиненко, Литвинова; танкис- 280

ты: Григорян, Григоренко, Грищенко; пехотинцы: Петров, Петрашвили, Петросян,

Петронавичус. Много героев, много фамилий.

Хочешь писать о героях? Не ошибешься — бери любого, фамилию выбирай

любую.

ХУДОЖНИК-БАТАЛИСТ

Из Германии, из города Лейпцига, прибыл под Сталинград в штаб фашистской

армии, которая штурмовала Сталинград, известный художник-баталист.

Прибыл. Представился. Уже немолод. В годах художник.

Приехал художник по приказу самого Гитлера. Получил он задание —

нарисовать огромную картину о сталинградской победе фюрера.

Усердно трудился на фронте художник. Собрал материал для картины. Сделал

бесчисленные зарисовки. Одних портретов чуть ли не тысячу нарисовал.

Закончил художник свою работу, стал собираться в Лейпциг. Сложил полотна

свои и краски. Простился с чинами штаба. И вдруг:

— Танки! Танки! Русские танки! Советский прорыв!

Не поверил никто вначале. Не верит и сам художник. Какой прорыв? Какие

советские танки?! Откуда?! Ведь штаб далеко, в армейском тылу.

Однако все верно. Мчатся советские танки. Навстречу идут друг другу. В клещи

берут фашистов.

Прорвались танки в тыл к фашистам. Началась паника, переполох.

Устремились штабные службы быстрей на запад, к станции Нижнечирской, к мосту

через Дон.

— Танки! Советские танки!

Вместе со всеми бежал к Нижнечирской и прославленный баталист. Ехал в

штабной машине. В давке, в сутолоке слетела в кювет машина. Офицеры, его соседи —

а были они посильней, помоложе, — пристроились быстро к другим машинам.

Остался художник в степи один.

Ветер крепчает. Метет поземка. Стоит у дороги, как столб, художник:

— Я — баталист! Я — баталист!

Машет руками, взывает о помощи. Держит эскизы свои и краски.

— Я — баталист! Я — баталист!

Мимо несутся как вихрь машины.

— Я — художник-баталист! — надрывает несчастный глотку.

Никому баталист не нужен.

Стоит художник. Чуть-чуть не плачет. Вот и заплакал. Слезы к носу текут из

глаз.

— Я из Лейпцига. Я — баталист!

Все больше и больше солдат на дороге. Толкая друг друга, текут вперед. В

общей массе бредет художник. Еле ноги, бедняга, двигает.

Скользко. Все сильнее метет поземка. Крепчает, крепчает ветер. Поскользнулся,

упал художник. Хочет подняться, да нету сил. Понимает — не встать ему с этой пади.

И вот, как бы сквозь дрему, сквозь страшный сон, лишаясь чувств, еще осознал

художник: колесо от повозки прошло по телу, ударил копытом конь, тяжелый, как

жернов, огромный, как жернов, навалился автомобильный скат...

— Я — баталист... — прохрипел художник. И отдал последний вздох.

Лежит баталист на дороге. Рядом краски лежат и эскизы. Кто же картину

теперь напишет? Кто же фюреру славу теперь воздаст?

«ХЕНДЕХОХНУЛИ!»

Наступает Советская Армия. Сдаются фашисты в плен.

20 ноября. Утро. Штабная машина. Полковник в машине. Едет полковник,

командир дивизии, к своим наступающим войскам. Навстречу попались пленные.

Семь человек. Сзади шагает советский солдат. Молод, безус солдат. Держит автомат

наизготовку, сопровождает пленных.

Остановилась машина.

— Откуда ведешь, герой?

— Вот там за высоткой стоит деревня, товарищ полковник.

— С кем их пленил?

— Один.

— Один?!

— Так точно, товарищ полковник. Я в проулок. Они из хаты, — стал объяснять

солдат.— «Стой!» —им кричу. Занес гранату. Увидели гранату и тут же

хендехохнули!

— Что-что? — не понял полковник.

— Руки вверх подняли, хендехохнули, товарищ полковник.

Полковник рассмеялся.

— Ну что ж, благодарю за службу, герой. Как фамилия?

— Синеоков, товарищ полковник.

Вечером полковник, командир дивизии, докладывал о том, как идет наступление

его дивизии, генералу, командующему армией:

— Товарищ генерал, сегодня перед фронтом моей дивизии девятьсот фашистов

хендехохнули!

— Что-что? — не понял генерал.

— Хендехохнули, сдались в плен, товарищ генерал.

— Ах, хендехохнули!

Улыбнулся генерал — понравилось, видно, ему словечко.

В тот же вечер генерал, командующий армией, докладывал об успехе армии

командующему фронтом:

— Товарищ командующий, за истекший день вверенной мне армией

разбиты... — и стал перечислять фашистские полки и дивизии, которые разбиты армией.

А в конце: —Товарищ командующий, три тысячи фашистских солдат и офицеров

хендехохнули!

— Что-что? — переспросил командующий.

— Хендехохнули, капитулировали, сдались в плен, товарищ

командующий.

— Ах, хендехохнули! — рассмеялся генерал. Поздравил командующего армией

с успехом.

Прошел час, и командующий фронтом докладывал по телефону о том, как

прошел день на фронте, Верховному Главнокомандующему.

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, сегодня в течение дня войсками

фронта уничтожены... — и стал перечислять фашистские дивизии, которые

уничтожены в этот день под Сталинградом. Доложил, а в конце торжественно: — Семь

тысяч солдат и офицеров противника хендехохнули, товарищ Верховный

Главнокомандующий.

— Что-что? — раздалось в трубке. Голос был мягкий, но чуть

раздраженный.