Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

– За глупость, – невозмутимо объяснил Баштаев. – А за что люди сидят?.. Гляди, у меня леденцы есть. Вон целая коробка. А ты чего занятия-то прогуливаешь?

– Лекция в час, – хмуро отозвался Иванов. – Я пойду.

Он вышел на мороз с ясным пониманием, что земляк прав совершенно и только собственная глупость могла заставить его написать то злополучное заявление. Он даже протопал бодро мимо отделения милиции, но тут что-то заставило Иванова остановиться. Он сам себя обозвал предателем, громко и четко обозвал, выдохнув пар изо рта. Студент сделал это совершенно неожиданно, будто кто-то невидимый подсказал ему это обидное слово.

В паспортном столе ему дали бумагу, ручку с железным пером и чернильницу-непроливайку. Перо было скверным, чернила и того хуже. Иванов испортил три листа бумаги. Девушка-лейтенант только из симпатии к молодому и симпатичному студенту не выгнала его прочь за такую непозволительную трату казенного имущества.

Наконец она прочла заявление Иванова, и сразу глаза лейтенанта милиции утратили прежнюю добрую и зовущую влажность, а высохли до стального блеска. Девушка поднялась, не глядя на Иванова, и молча спрятала заявление в сейф.

– Когда зайти? – спросил студент.

– Вам сообщат, – сухо ответила девушка в синей форме и показала на дверь.

Вечером, сразу после лекций, Иванов был у Коганов.

– Я думала, ты уже никогда не придешь, – сказала Наташа.

– Это почему? – спросил Сергей.

– Ну, мы теперь вроде как прокаженные, – сказала Наташа Коган. – С нами опасно.

– Я тебя люблю, – сказал Сергей Иванов. И обрадовался, потому что прежде, так непринужденно и легко, он не мог выговорить эту простую фразу.

А на следующий день за Ивановым пришли прямо в общежитие. Всего один человек за ним пришел, с виду совсем не страшный, но при оружии. Никто этому не удивился, и Сергей Иванов тоже.

На первом допросе у студента спросили: «Ты что, сука, шутишь так?»

– Нет, – ответил Сергей. – В тяжелую минуту для еврейского народа я бы хотел быть в его рядах.

– Бабу поимел, небось жидовку? – резонно поинтересовался следователь.

– Нет, – ответил Сергей и не солгал, потому что с Наташей своей не был в половой близости.

Иванова направили на экспертизу в местную лечебницу для душевнобольных. Психиатр, тихий, седенький старичок, долго разговаривал с ним на разные сторонние темы, а потом вдруг спросил напрямик:

– Куда тебя, парень, на излечение или в лагерь?

– Лучше в лагерь, – сказал Иванов.

Но до суда выдержал он дюжину допросов с побоями. Следователи решили сшить с его помощью целое дело. Соседей по общежитию допрашивали, но те и в самом деле не знали, с кем из «агентов Джойнта» их бывший друг был связан.

Суд состоялся в середине февраля. Сергей Иванов получил по 58-й статье обычный срок – 10 лет лагерей, но с правом переписки. Отсидел студент всего два года. Был освобожден «по полной», за отсутствием состава преступления.

Как раз перед выходом на свободу встретился Иванову человек умный и, как показалось Сергею, не злой. Только этому человеку он и поведал свою историю. Друг по несчастью внимательно выслушал длинный рассказ, а потом сказал всего одну красивую фразу, забыть которую не может Иванов по сей день.

Он сказал: «Я и раньше так думал. Страх правит миром. Но любовь сильнее страха».

В институте Иванова восстановили на прежнем курсе. Защитил Иванов диплом летом 1957 года, а осенью, получив назначение на машиностроительный завод в городе Челябинске, зарегистрировал свой брак с Наташей Коган. Жили они вполне счастливо, родили троих детей и дождались внуков. Сорок лет проработал Сергей на одном месте и ушел на пенсию с должности заместителя начальника инструментального цеха.

А теперь расскажу о развязке этой истории, благодаря которой я и узнал ее в подробностях от самого Иванова Сергея Петровича. Недавно его семья в полном составе перебралась в Израиль на постоянное место жительства.

В нашем «паспортном столе» Иванов спросил, может ли он наконец изменить свою национальность, стать евреем. Он даже сделал попытку рассказать русскоязычной чиновнице свою давнюю историю. Та улыбнулась словоохотливому, наивному старику и сказала, что законы Государства Израиль не позволяют это сделать без прохождения гиюра.

Новый оле спросил, что это такое? Ему терпеливо объяснили.

– Нет, – подумав, сказал Иванов. – Не потянуть. Годы не те.

Новоприбывшего искренне расстроила очередная невозможность стать евреем. Сергею Петровичу, если честно, было все равно, кем дожить свой век. Опечалился он по другому поводу. Знал Иванов: отойдут они с Наташей в другой мир, а лежать рядом на кладбище не смогут.

2001 г.

Хуже убийцы

После парной, хорошей выпивки и вкусной закуски не положено говорить о дурном, но так уж вышло, что пошла речь о грехах юности. И вовсе не потому, что о грехах этих с возрастом приятно вспоминать, а совсем по другой причине.