Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

– Перестань! – закричал Иосиф. – Молчи! Никогда не говори так! Наш город жив. Он просто не может умереть. Подойди сюда. Я открою тебе одну тайну.

Сын приблизился к Иосифу. Отец зашептал ему на ухо, хотя не было в этом нужды – никто не мог их подслушать:

– Наш Храм был построен на могучем камне, уходящем к центру земли. – Свистящий шепот Иосифа заполнил комнату. – Пока существует этот камень, есть надежда, что Храм снова отстроят и город наш поднимется. А камень будет существовать вечно. Вот почему зря старались вавилоняне, зря уничтожил наш город великий Тит. Только не говори это никому. Слышишь?

– Хорошо, – снисходительно улыбнулся сын, подумав, что в мире слишком много камней и мало храмов. Храмы исчезают, а камни остаются – вот и весь секрет.

Иосиф будто не расслышал сына. Он ходил по комнате из угла в угол и бормотал что-то невнятное себе под нос.

Эльазару стало жаль отца. Так жалко, что он сказал:

– Прости. Ты сам учил меня говорить то, что думаешь. Я, наверно, поторопился думать. Ты не предал их, ты их обессмертил.

Иосиф не ответил. Он остановился и вновь собрал свитки. Эльазар помог отцу. Они вновь слишком долго занимались этим простым делом: собиранием свитков. Солнце тем временем скрылось за очередным облаком. В комнате стало темно.

– Я предал их, – вдруг сказал Иосиф. – Ты был прав. Я предал их. Я не смог стать героем. Я стал предателем. И вся моя жизнь, вся работа стали оправданием предательства, если оно возможно, оправдание это. Как ты думаешь, оно возможно?

– Не знаю, – сказал сын. – Откуда мне знать. Я никого не предавал. Я не видел, как горел Храм в Иерусалиме. Не видел, как рушились его стены и были разграблены сокровища… Я не видел тех самоубийц из крепости.

– Там не оказалось малодушных, – охотно, даже с какой-то радостью подхватил старик. – Мужья убивали жен и детей… Своих детей… Потом они уничтожили все свое имущество. Они устроили костер до самого неба. У этого костра мужчины бросили жребий, выбрав по жребию девятерых в убийцы… Они честно бросили жребий. Совсем не так, как это сделал я в той пещере… Последним упал на свой меч их несчастный предводитель.

– Его звали Эльазар! – крикнул сын. – Ты ненавидел его! Ты его проклял! Ты считал его палачом своего рода. И ты назвал меня, своего сына, именем этого человека!

– Я любил его, – тихо сказал отец. – Я всегда любил Эльазара. Я любил его больше, чем себя, жалкого труса и предателя. Я завидовал ему всю свою жизнь. Завидовал его мужеству и воле. Он понимал под жизнью право на свободный выбор, на поступок во имя высшей цели. Во мне всегда был этот человек. Был. Ты знаешь, как я сражался с римлянами! Как бил этих спесивых негодяев. Во мне был Эльазар… Был… Но был и другой. Тот, кто считал, что самое главное – сохранить жизнь. Я всегда говорил себе: «Наш Бог не исчезнет вместе с Храмом. Его не станет лишь вместе с последним евреем. Нужно беречь свою жизнь так, будто ты этот последний»… Какая глупость… Нет разницы, когда умереть: в тридцать лет или шестьдесят. Звезды и не заметят разницы… Я утешал себя тогда высокими словами, но на самом деле слишком любил власть, деньги, простые удовольствия жизни. Мне нет прощения.

– Все бы забыли об этом Эльазаре, если бы не ты, – сказал сын, обняв отца. – Ты и он теперь навсегда вместе.

– Как хорошо ты сказал это, – покачал головой Иосиф. – Мы – вместе. И вместе вернемся в Иерусалим… Ты простил меня, Эльазар?

– Разве это имеет значение. Мой суд ничего не значит, – отозвался сын. – Главное, чтобы ты сам простил себя.

Солнце вновь залило комнату красным золотом закатного света.

– Я писал, как мне казалось, ради одной истины, – сказал Иосиф. – Я всегда думал, что знаю, как она звучит и как выглядит. На самом деле я просто спасался от безумия. И теперь понял это. Каждый из нас должен придумать свою правду, чтобы выжить и не сойти с ума.

– Только не пиши об этом, ладно? – попросил отца сын. – Пусть все останется, как есть. В твоей книге нет отчаяния и страха… Если ты напишешь о том, что сказал мне, люди скоро забудут твою книгу. Они забывают всех, кто сомневается в том, что несет им истину. Они забудут об Эльазаре, падающем на свой меч.

– Хорошо, – подумав, согласился Иосиф. – Я обещаю тебе это.

В тот день он невольно пропустил вечернюю пешую прогулку по холмам, вокруг своего дома. Назавтра Иосиф заставил себя проделать двойной маршрут. И в банях, после утомительной прогулки, он пробыл два обычных срока. Иосиф сразу же вызвал своего терщика, и тот работал над его кожей с особым усердием, определив чутьем профессионала желание старика.

2001 г.

Бедный, бедный Финкельштейн

В школе у него была кличка Смычок. Кличка неизбежна при длинной фамилии. Даже учителя редко вызывали к доске Финкельштейна официально, признавая, что есть в его «прямом» именовании что-то неприличное.

– Ну что нам сегодня Смычок напиликает? – улыбался, снимая очки с толстенными линзами, наш математик Петр Самойлович.