В деревню Кузино Шрайбер добирался по грунтовой дороге через сосновый лес. Ехал он медленно: песок, лужи, ухабы. Наконец выбрался к речушке. Еще медленней миновал скрипучий деревянный мост…
– Спросишь там бабу Таисью, – напутствовал Шрайбера на прощание отец его внука.
– Баба Таисья где живет? – спросил Шрайбер у мальчишек, сбежавшихся поглазеть на невиданную машину.
Ему обещали показать, где живет эта самая Таисья, но при этом все провожатые бесцеремонно забрались в салон «вольво».
По деревне пришлось ехать еще медленней, чем прежде. Провожатые блаженствовали и сидели тихо. В зеркале заднего вида вдруг наткнулся Илья на глаза одного из мальчишек, слишком живые глаза, под спутанными пружинами черных кудрей.
– А тебе зачем баба Тася? – спросил у Шрайбера кудрявый. – Это я с ней живу.
Илье не было нужды поворачиваться. Внука он по-прежнему видел в зеркале. Он только остановил машину перед огромной лужей.
– Ты едь, не боись, – сказал внук. – Тут не глыбоко.
Баба Тася, добрая душа, сразу стала хлопотать, убежденная, что Шрайбер умирает с голоду.
– Счас я картохи.
Он пошел за ней. Хотел было сам спуститься в погреб, но хозяйка остановила Илью.
– Стой уж, замажешься. Вон какой чистый. Работаешь поди в конторе?
– В конторе, – не стал спорить Шрайбер.
Изба бабы Таисьи держалась на честном слове. Все шаталось в ее доме, наполненном скрипами, шорохами и сквозняками. Шрайбер давно забыл, да, пожалуй, и не знал прежде, что на свете бывает такая бедность.
Перед отъездом из райцентра он зашел в магазин, купил большую коробку с шоколадными конфетами и батон копченой колбасы.
Теперь Шрайбер сидел за столом у оконца, заклеенного, несмотря на лето, полосками газетной бумаги, ел вкусную, жареную картошку и смотрел, как внук отправляет в рот одну за другой привезенные им конфеты.
– Хва, Петюна, – сказала баба Тася, закрыла коробку и унесла ее куда-то.
– А вкусные, – благодарно улыбнулся Илье внук, а потом он вдруг стал серьезен и спросил, нахмурившись: – Ты чего еще привез?
– Еще колбасу копченую, – сказал Шрайбер, запивая картошку молоком непривычного вкуса. – Парное? – спросил он мальчика.
– От Клизьмы, – ответил внук. – Ето так козу нашу кличут.
– Странное имя, – сказал Илья.
– Че странного? – удивился внук. – Клизьма – она и есть Клизьма.
Вернулась баба Тася. Шрайбер никогда в жизни не встречал таких людей, как эта старуха. И такие руки у женщины он видел впервые: напрочь сработанные руки.
– Можно я поживу у вас несколько дней, – сказал неожиданно для самого себя Илья. – Деньги у меня есть.
– Какие у нас деньги? – улыбнулась всеми морщинами старуха. – Живи так, сколько надо. Дед все-таки. Выходит, мы с тобой родня.
Таким оказался характер у бабы Таси, и так Илье понравился внук, что уже на второй день он почувствовал себя как дома. Прежде Шрайбер постоянно мучился неловкой чуждостью везде, кроме своей лаборатории в институте. Теперь же, в развалившейся избенке на окраине затерянной в лесу деревушки, ему было хорошо и спокойно.
Почты в деревне не оказалось. С нарочным передал Илья телеграмму жене, где сообщал, что внука он встретил, намерен побыть с ним несколько дней, а потом привезет Петю в столицу. Нарочный был сильно под хмельком, но баба Тася уверила гостя, что «Павлищев завсегда до городу доедет».
Наутро внук увел его в лес, грибы собирать.
– Ты, дед, слепак, – сказал Петя после двух часов блужданий по чаще. – Вона пустой кузов-то.
– Не приходилось грибы собирать, – сказал Шрайбер. – Ты прав, не умею.
– Ну, рыбу-то ловил? – поинтересовался внук.
– Нет. Тоже не было как-то времени, – сказал Илья.
– С тобой с голодухи помрешь, – вздохнул Петя. – Слышь, ты заправду мой дед?
– Заправду, – сказал Шрайбер, подумав, что этот ребенок с «вивихнутым» языком внешне – вылитая копия его детских фотографий.
Потом он узнал, что жил внук у бабы Таси уже давно. Отца и мать видел редко. В школу ходил пешком, если не было оказии, за пять километров, вниз по реке, в рабочий поселок Нелидово. Об этом Шрайберу рассказала баба Тася.
– Такой маленький, зимой, пешком? – удивился Шрайбер словам старухи.
– Так не один же, – утешила Илью хозяйка. – Компания у них.
Деревня Кузино умирала. Еще летом копошился там кое-какой народец. А в зиму оставалось дымных труб десятка два, не больше. Магазин деревенский давно закрылся. За продуктами народ ходил в соседний поселок, но иногда, в хорошую погоду, приезжала в деревню автолавка с залежалым товаром.
На третий день Шрайбер сказал бабе Тасе, что он обещал показать внука Ханне, его второй бабушке.
– Это надо, – чуть подумав, кивнула старуха. – Это непорядок. Надо казать непременно.
Потом Илья затеял осторожный разговор с внуком по поводу близкого отъезда.
– А баба? – спросил внук напрямик, быстро во всем разобравшись.
– У твоей бабушки хозяйство большое, – сказал Шрайбер. – Коза, ее доить надо.
– Без бабы едь один, – потупившись, сказал внук.
Шрайбер сразу понял, что этот мальчишка похож на него не только по фотографиям и слову своему он не изменит. Илья даже не стал его уговаривать.