– Книжный червь. Пишу книги, искусствовед. Читаю лекции. Библиотекарь. Пишу докторскую.
– Ты? Ты же мелкий.
– Ну… я гений. Мне девятнадцать.
Кори присвистнул.
– А что за книги?
– Про образы Христа и святых в современной культуре, в кино, в частности. А сейчас пишу про Собор.
Кори закатил глаза.
– Тебе брат Маттиас сдал квартиру, я понял, ты один из них – из этих католиков, при Соборе… одержимых, молодых, агрессивных, которые собирались менять мир.
Дэмьен внимательно посмотрел на Кори – как точно он описал ситуацию – как репортер «желтой газеты».
– Ну… в общем, да…
– Ты куришь?
– Да.
– Выйдем на балкон, – видно, Кори здесь бывал; может, всё-таки не просто «здоровались». Они вышли, была ночь, ароматная и холодная, звездная, сочная, как апельсин из холодильника; роза Дэмьена выглядела не очень хорошо – будто проснулась, огляделась и опять пытается заснуть; нежно-нежно-розовая; «красивая» сказал Кори «ее зовут Роуз-Роуз; я из Братства Розы, и это как символ, подарок на память из Братства» «а ты умеешь ухаживать?» «если что – побегу искать специалиста, она мне очень дорога» «ммм… Маленький принц… – Дэмьен смешно поморщился, и Кори уточнил, – я не первый?» «Маттиас тоже сказал про Маленького принца».
– Ой, ну ладно. Весьма поэтичное сравнение. Маленький католический монашек с розовым кустом в горшке…
– У Вас какие-то претензии к католикам? И я не монашек. Я не монах, не священник, я еще не приносил никаких обетов.
– Да ладно, не злись, у меня, старая зловещая история с разбитым сердцем… я, в общем-то сам католик. Но я всех ненавижу. И в Бога не верю ни капли. Прошло. Мир очень старался. Видишь вооон ту махину? – он махнул рукой с сигаретой в сторону строящегося православного храма. – Я там бригадир одной смены. Они чуть было не отказали мне в работе, узнав, что я католик. Но кого они еще здесь найдут? Одни протестанты, мусульмане и немного католиков и иудеев.
– Ничего не знаю о православии.
– Да я тоже. Первый раз с ними общаюсь. Они поливают святой водой перед выходом на смену, чтобы мы не осквернили храм. Можно подумать, церковь что-то значит вообще…
Дэмьен смотрел на него, морщился и улыбался. Кори был такой злой, так легко завелся, видно, что тема Бога для него болезненно притягательна, как для подростка, но Дэмьен не готов был в первый же час знакомства биться за католический символ веры.
– Так всё-таки чаю?
– Мм, а куда ты окурки деваешь?
– Ой, как-то не думал…
– Давай пока в унитаз смоем, а я тебе подгоню пепельницу. До меня в квартире жил какой-то коллекционер пепельниц, кажется, он умер в больнице, удар, и коллекция осталась – никто за ней не пришел. Я ими наслаждаюсь, и даже иногда покупаю новые, прямо поймал себя однажды на eBay. Только вернешь потом, если соберешься уезжать.
– Хорошо.
– А еще у меня есть миндальный кекс, будешь? Свежий.
Кори сбегал за кексом и пепельницей, «кружку еще захватите», Дэмьен поставил чайник и перенес второе плетеное кресло на балкон. Пепельница оказалась роскошной, антикварной, янтарной, с крошечным сколом, и с чьим-то забытым гербом на донышке. Еще Кори принес бутылку коньяка, похоже, его все здесь пьют; похоже, здесь вообще все пьют и отчаиваются; они сели в кресла и смотрели в ночь, в струящийся огнями город, такой прекрасный, как старые фильмы, и пили, и разговаривали – Кори жил до этого в каком-то маленьком городе, потом учился в университете, на инженера, а потом ему надоело, и он ушел в строители, переезжал с место на место, будто бегал от кого-то, скрывался; он рассказывал про дома, которые строил, про места, в которых жил; будто Стрелок в поисках Темной башни…
Утром Дэмьен проснулся опять от звонка в дверь. Он не помнил вообще, как дошел до кровати – видимо, его донес и уложил Кори; он просто лежал в кровати, в одежде, и был накрыт белым стеганым атласным одеялом. Сначала он не понял, где он – всё вокруг было белое-белое, будто ничто или снежный день, потом мальчик понял, что это еще один балдахин; да что такое, один девчачьи спальни в этом городе; голова трещала – звонок повторился, и Дэмьен застонал и пошел открывать, в смятой рубашке и одеяле.
– Вам посылка, месье, – почтальон вручил ему толстый большой конверт, – вот здесь распишитесь…