…Сверкающие огни Асвиля, дорога, ветер, кожаная спина и талия комиссара Локи – Дэмьен первый раз в жизни ехал на мотоцикле – да еще и в окружении мигающих полицейских машин – а затем полночи в участке – он написал заявление, смотрел на допрос Десмонда на камере – тот молчал, насмешливый, жгуче-красивый, на вопрос, зачем он напал на Дэмьена ответил, что ошибся человеком, думал это его приятель и хотел его напугать в шутку; потом их отпустили – «не уезжайте из города, пожалуйста, без предупреждения» – «покажу тебе свой Асвиль, как обещал» – сказал Маттиас; и они шли по ночному городу, большому, испорченному, полному жизни: был канун Хэллоуина, работали кафе, дансинги, клубы, люди ловили такси, курили, обнимались, кричали друг на друга, часть прохожих уже в костюмах – зомби, ведьм, шлюх, вампиров – туристы фотографировали их – и подсвеченный большой фонтан на центральной площади, полный монет; они вспомнили про шоу через месяц – «прожектор с крестом, Боже мой, епископ просто концы отдаст» – обсудили День яблок – все на них оглядывались, странная пара – молодой рыжеволосый – златоловосый – волосы у Маттиаса отросли и блестели, будто он был в паричке, таком девочковом, для роли ангелочков, парень в белой рясе с капюшоном и совсем молодой красивый мальчик в вельветовом коричневом костюме, винтажной бабочке из темно-зеленого жаккарда в золотые огурцы, синем пальто – что они здесь делают, тоже в костюмах – монаха-ангела и ученого? Уличная столовая – светящийся разноцветный автобус, весь в цветы, огромные красные, желтые – цвета пикника – вспомнил Дэмьен – как сто лет назад было – Эмиль Леон, без формы шоферской соборной, в черном свитере и куртке, в маске из «Крика», сдвинутой на затылок, разливал суп, чай, раздавал булочки; «и нам чаю и булочек, Эмиль» «о, это Вы, брат Маттиас, и Вы здесь, месье Оуэн, спасаете кого-то среди ночи? булочку с чем? шоколадную, черничный маффин, яблочную с корицей?» – они взяли яблочные – чай был в картонных стаканах, больших, темно-коричневых – «сюда надо эмблему Собора какую-нибудь…» «ее пока нет» «да, потому что Собор называется просто Собор… не Пылающего Сердца Иисуса, не Непорочного Зачатия, не Святого Петра…» – «просто Собор из века в век; думаю, сейчас его можно смело назвать Собор Святого Креста, что-нибудь такое» «Отец Декамп сразу переведется куда-нибудь, или уйдет из Церкви» «Посмотрим, кто кого – распятие отца Декампа или он его» «Непорочного Зачатия меня всегда смущало… это плохо?» «о, меня тоже, просто как-то сразу отвлекаешься от мыслей о Боге и думаешь о сексе – как-то абстрактно, но всё равно» «как-то да…».
Отец Декамп уже не спал, он сидел, весь помятый, в белой рубашке с кружевом на манжетах, на красном диване и держал в руках странную вещь – ночник-куклу – фарфоровая фигуристая девушка в наряде ведьмы – рваная юбка черная в заплатках, сползшие шерстяные чулки, корсет, белая рубашка с обнаженными плечами, метла в одной руке – и собственная голова в другой – с ярко-красными губами, черными волосами – голова эта светилась – в нее вкручивалась маленькая лампочка, из-под юбки шел провод к розетке. Никого больше света – только камин, мерцающая синяя мозаика как канал, в котором отражается гуляющий город – старинная Венеция в карнавале или сегодняшний Асвиль, районы за Собором, за парком – и эта странная сексуальная хулиганская лампа. Темно, тепло и уютно, и жутковато, словно они собираются вызывать мертвых.
– Клавелл говорит, на тебя напали, – голос у Декампа был хриплым, просевшим, будто он на лодке пытался докричаться до кого-то с берега в ветер долгое время.
– Да, Десмонд Джи…
– Вот черт.
– Если бы я знал заранее о том, что в Соборе кого-то прячут, было бы проще понимать, что происходит. Я так понял, там живут не только девушки и бухгалтер мафиозный, а еще кто-то… Вообще, все живут в Соборе – братья, отец Амеди… – такая детская завидушка-обида была в голосе Дэмьена, что отец Декамп тихо спросил:
– Ты хотел жить в Соборе?
– Я мечтал об этом, как… ну не знаю… люди воображают зимой отпуск на Кипре – вот у меня будет такой номер, такой вид из окна, такой завтрак, такой пляж… Я хотел вообще из Собора не выходить – книги, книга – только за едой – я хотел бы – я хочу этого сейчас! Мне ничего этого не нужно – оперы, свиданий с твоей мамой, или с мадемуазель Кристен, конюшни – это всё здорово, но я люблю покой и книги… и Собор…