Рассказы о природе и животных

Тут я вышел к поляне с двумя домами и сельхозтехникой в бурьянах. В заросшем огороде дымил костёр из ботвы и копался в земле какой-то подкопчённый местный житель. Я помахал с дороги рукой. Он, увидев меня, замер, оперевшись на вилы, как старик на посох с известной картины. Потом воткнул вилы в землю, обтёр руки, подошёл ко мне и представился:

— Николай.

— Володя. Вы — фермер? — неловко продолжил я разговор. Я знаю, что глупые вопросы выскакивают у меня в голове первыми и нужно чуть-чуть подождать, пока родится что-то разумное, но, к сожалению, редко использую это знание.

— Ну скажем так, я работник фермерского хозяйства, — чуть важно ответил Николай.

— А я орнитолог из Москвы. Вчера прилетел в парк записывать голоса журавлей, но пока ни одного журавля не видел.

— Погода-то, видишь, чего делает? — туманно намекнул работник.

Чего делала погода, я прекрасно видел. Но что она делала не так, понять пока не мог. Было не по-осеннему тепло, солнце ощутимо припекало, и ветер, шумевший в тополях, тоже был на удивление тёплый. Не найдя, что ответить, я только веско кивнул.

— С вечера — два дня циклон, а потом дожди, — пояснил Николай, ещё больше озадачив меня. Глядя на моё задумчивое лицо, он понял, что собеседник из меня никакой, и ловко завершил разговор:

— Ну ладно, ещё увидимся.

И вернулся к своему огороду. А я пошёл дальше смотреть, слушать и нюхать.

Циклон оказался тайфуном, пришедшим с Кореи и Китая. Ночью мне казалось, что ветер обрушит наш крепкий дом. Дождь струями колотил по крыше и стенам. Утром у порога стояла вода, ручьи журчали по дорогам, и черёмуховый лес отражался в воде, как в половодье. Но погода за пару дней наладилась, и потекли дни один интереснее другого. Я быстро научился распознавать позывки пеночек-зарничек и местных черноголовых гаичек, серых личинкоедов ни с кем не спутать, голубые сороки мне тоже были известны. Белоглазки оказались разнообразными на голоса и очень общительными.

А вот в позывках овсянок я завяз крепко. Овсянок в списке парка четырнадцать видов, и почти все они осенью цыкают! Я ухом понимаю, что «цыки» их разные, а уловить и тем более запомнить разницу не могу. А овсянок этих ещё и не видно, птицы тут вообще пуганые, а овсянки так просто — мыши. Прячутся в глубинах ивовых кустов и только цыкают. В общем, овсянки — это ад для орнитолога-биоакустика. Я так и представляю, как ему на страшном суде объявляют:

— А тебе навечно повелеваем разбираться в «цыках» овсянок!

Журавлей за несколько дней я видел всего несколько, да и далеко, да и они молчали. Лучше синица в микрофоне, чем журавль в небе, шутил я про себя. Но журавлей всё же хотелось. Каждый рассвет и закат я проводил на склоне перед болотами амурской поймы в надежде услышать крики японских или даурских журавлей. Закаты над болотами и озёрами были великолепны, а журавлей не было.

— Как же? — удивлялся Серёжа — смотритель журавлиного питомника. — Весь август — вот тут за озером были японцы.

— А теперь там дальневосточные аисты, — отвечал я.

Наконец один охотовед, смущённый моей экипировкой и подлетевший на «уазике» проверять меня, рассказал, что за Духовским на полях на разливах после тайфуна держится куча журавлей.

— Каких? — спросил я

— Да разных!

И вот я за деревней Духовское, теперь мне надо найти поля со скошенным ячменём и разливы на них. А кругом зеленеет соя. Оказывается, соевые поля пахнут конфетами-батончиками. Сквозь стрекотание кузнечиков ветер доносит до меня далёкие-далёкие крики журавлей. Я волнуюсь, почти бегу туда. Но это километры. Запыхавшись, поднимаюсь на очередной холм, а там в ложбине синеет вода и по краю разлива чёрные точки, кучками и сплошным пятном. Это журавли! Чёрные журавли!

До них километра два, и записывать их пока бессмысленно, ещё и ветер поддувает. Но я их вижу и их много! Отдышавшись, начинаю подходить к ним. Где-то за километр журавли начинают беспокоиться, ближние группы перелетают подальше. Решаю остановиться и записывать как есть. Журавли курлычут, и всё же далеко. Но к ним подлетают новые стайки, и некоторые прямо надо мной. Перед посадкой они долго кружат, покрикивают, и я, конечно, всё это записываю. Под голоса прилетевших большая стая поднимается от воды и рассаживается на поле по склону холма. Тут уж крику поднялось. Ну и хорошо, я медленно отхожу. Оглядываюсь в бинокль, птицы кормятся, кто-то отдыхает. GPS показывает до дому девять километров напрямки, а мне идти полевыми дорогами по сторонам квадратов, так что ещё дальше. Но я доволен, а тут ещё и полярные овсянки подлетают, и пролётные кулики — щёголи, большие улиты, фифи.

Я шёл и размышлял, как же люди странно устроены, многие из них гонятся за впечатлениями на одинаковые пляжи тёплых морей или в одинаковые города. А рядом под боком под небесными сводами водят хороводы улетающие на юг журавли. И провожаю я их один, переполненный до краёв восторгом и светом. Ну хорошо, не совсем один, в других местах есть такие же, но как нас мало-то!