Читаем Рассказы о природе и животных полностью

Опять ароматное раннее утро, не так морозно, как вчера. Тучи. Кажется, день будет хмурым. В лесу в предрассветных сумерках отовсюду поют пухляки. Тий-тий-тий, здесь, там и ещё дальше. Между тем тучи расходятся, верхушки деревьев засветились. Дятлы начинают барабанный концерт. Ещё не прилетели и не запели дрозды и зарянки, синицы зазвенят только через час. И сейчас время самых разных барабанных дробей, сливающихся в настоящую музыку. Барабанные дроби с эхом, короткие, долгие, высокие, низкие, громкие и потише. Дятлы суетятся, меняют инструменты, прямо на глазах у меня барабанившего на сухом дубу большого пёстрого дятла согнал белоспинный и забарабанил сам. Дроби перемежаются воплями седых дятлов, демоническим хохотом зелёных и кликаньем жёлн — чёрных дятлов. Ух. Вот под такие барабаны в это утро запела первая обыкновенная овсянка.

Днём опять солнечно, тепло и тихо. Мы с Витей едем в село Юшту на Оке, там большая грачиная колония. По дороге считаем клинтухов. Ещё попадаются по обочинам обыкновенные овсянки, скворцы, жаворонки. Видели и первых двух вяхирей.

Приезжаем, грачи на месте, синичка недалеко отбивает ритм. Грачи кричат. Всё как надо. Я пробую их записать и чувствую за спиной ещё звуки — из соседнего дома вышли старик с мужиком, разглядывают и громко меня обсуждают. Почти кричат. Старик, похоже, глуховат. Я терплю, терплю. А потом подхожу к ним и прошу три минутки тишины. Они интересуются, что я делаю. Говорю, мы из заповедника приехали записать и посчитать грачей.

— Может, заберёшь их с собой в заповедник — предлагает мужик. Грачиный грай стоит такой, что мужика можно понять. Появляется ещё паренёк лет десяти. Я досвиданькаюсь и иду опять писать грачей.

Включаю рекордер. И снова слышу сзади звуки. Мужик теперь, чтобы говорить потише, перешёл на бас, а дед вместо шёпота почти свистит. Молчит только мальчик, но он гулко долбит сапогом по глыбе льда. Ну что ты будешь с ними делать!

А между тем грачи кричат как надо, раз в несколько минут вся колония поднимает такой ор, что я беспокойно смотрю на индикаторы уровня записи. Раньше я думал, что они орут так при тревоге, но, похоже, это такой тип общения в колонии волнообразный, то успокоятся немного, то грянут хором. А картина вокруг классическая: белые берёзы с чёрными гнёздами, синее небо, край деревни со старыми домами и горами снега, синичка поёт, и над всем белым светом грачиный грай.

<p>4 апреля</p><p>Брыкин Бор</p>

Вернулись ночные морозы. Хрустит сегодня под ногами. Звонко трескаются ледяные стрелы и копья на схватившихся лужах. Я опять за голосами. Наконец-то, кажется, хорошо записал поющую синицу-гренадерку. Точнее, синицу-гренадера, всё-таки пел-то самец. Самочка рядом собирала чешуйки сосны для будущего гнезда, а он при ней пел.

В то время как весь мир судорожно придумывает феминитивы для привычных слов, мне в мире поющих птиц, наоборот, всегда не хватает маскулинитивов. Так уж получилось, что у мелких воробьиных птиц в русском языке многие названия в женском роде. Да ещё и в уменьшительно-ласкательной форме. Синичка, ласточка, пеночка. А там певцы все — могучие бойцы. Мужики до мозга и костей. Ну разве можно дяденьку называть — пеночка-весничка или трясогузка?

Записывал я поющего самца большой синицы, за восемь минут непрерывной песни он сменил три различных мотива. Я только диву давался, что не выдыхается. И на девятой минуте на третьем мотиве, ах, как в омут с головой кинулась к нему самочка — синичка. Он затряс крылышками, хвостиком, высоко и негромко застрекотал как кузнечик. И что время терять — они уединились в поднебесных чертогах — в густой душистой сосновой ветви. Мысленно я переживал за него и был рад, что он не сдался и талант и знания песен были оценены по достоинству. Ну и как его после этого называть? Синичка?

Вообще, вся весна и эта погоня за птичьими голосами — о любви. Леса и луга с каждым днём всё больше наполняются песнями о любви, страстями, даже интригами. Сколько чувств в утренней журавлиной песне, а в ночных криках неясытей! Я, зная значение многих звуков, не без смущения бы вёл экскурсии сейчас у дошкольников. Но в птичьем мире не заметно смущения. У них, наверно, нет на это времени. Птичий век короток, времени для выведения потомства отведено всего ничего, а они пережили зиму, кто-то снега и морозы, а кто-то преодолел тысячи километров. Они дома, всё хорошо, день ото дня теплее. И на любовь у них — весна.

<p>7 апреля</p><p>Брыкин Бор — Липовая Гора</p>

День заезда на Липовую гору — кордон заповедника. День тёплый и ветреный. На Липовой горе, что почти уже в пойме Оки, на границе мещёрских лесов и окских лугов, уже не проталины, а пятна снега на земле. Точнее, пятна снега на выбеленной желтовато-бурой прошлогодней траве, среди которой угадываются сухие соцветия синеголовника, прутья ракитника и метёлочки полыни. Липовая гора — песчаная. Здесь гораздо больше весны по сравнению с Брыкиным Бором. Вовсю поют дрозды, чёрные и певчие, пробуют голос белобровики.

Перейти на страницу:

Все книги серии Самые лучшие рассказы о живой природе с вопросами и ответами для почемучек

Похожие книги