Рассказы о прежней жизни

Старик Шестернин, в отличие от прочих обитателей Тридцать восьмого километра, зациклившихся на своих узких огородно-базарных интересах, обладал широкими и разнообразными познаниями. Ежемесячно он получал журналы «Человек и закон», «Здоровье», «Наука и жизнь», выписывал, кроме того, «Известия» и «Литературную газету».

Тут же, возле калитки, где Шестернин успел перехватить разгоряченного Федора, он прочел ему короткую, но обстоятельную лекцию. Колдунов теперь нет, сказал старик Шестернин, точно так же, как шаманов и знахарей. Все, шабаш! Вывели их ученые. Под корень. Но расплодились взамен экстрасенсы. Эти посерьезнее будут.

— Ну, вроде комаров, — объяснил Шестернин для наглядности. — Помнишь: травили их, травили, а они только злее выросли. И размером больше. Вот так и экстрасенсы. Колдун — он что? Ну, дунет, плюнет, чирьяк куда-нибудь посадит, грыжу наворожит… А экстрасенсы на расстоянии действуют. Могут по телефону, в письменном виде или вообще по воздуху — биополем. Причем такие болячки присобачивают, против которых наука пока бессильна… И Мозгалюк, по всему видать, из этих самых орлов… Так что не ершись, Федя, — заключил Шестернин. — Прижми хвост. Ивана-то вспомни, Москаленкова.

— Ну-ну, — сказал Федор. — И что дальше? Выходит, он так и будет здесь орудовать? И ничем его ограничить нельзя?

— Вот этого я не знаю, — признался Шестернин. — Не могу сказать. Против колдунов, помню, было средство. А против экстрасенсов — не знаю. Врать не стану.

— А какое было против колдунов? Старик Шестернин замялся:

— Да глупость, конечно. Смех… Через потный хомут их прогоняли.

— Как это через потный? — не понял Толкунов. — В бане, что ли, хомут парили?

— Опять двадцать пять! — развел руками Шестернин. — На коне работаешь, а такого не знаешь. С потного коня должен быть хомут. С горячего.

— М-гу, — переломил бровь Федор. — Ну, это можно устроить. Это в наших силах.

— Федя, — старик Шестернин оробел. Понял, что лишнее сболтнул. — Так ведь то колдуны были, не экстрасенсы. Времена-то какие, подумай.

— Я его, курву, — зло сказал Толкунов, — не то что через потный хомут… я его за свою корову через игольное ушко прогоню!..

О дальнейших событиях даже рассказывать неудобно. Стыдно. Федору запала в голову эта адская мысль. И он на другой день приглашает Мозгалюка к себе, будто бы в гости. Ставит на стол бражку, режет свиное сало, лук кладет.

— Давай, Степан Петрович, угощайся. Нюшка, подливай куму. А я только на работу доскачу — директор чего-то вызывал.

Выбежал он во двор, прыгнул в телегу (лошадь у него уже запряженная стояла) и погнал галопом — до дурдома и обратно. Прилетел назад, хомут с коня долой и заносит его в избу.

— Ну-ка, — говорит, — специалист рваный, лезь через хомут!

Мозгалюк дико глаза вытаращил:

— Ты что, Федор, пьяный?.. Вроде бражку-то я пил.

— Лезь, поганая твоя морда! — кричит Федька. — А то башку отсеку! — и хватает лопату штыковую — возле печки стояла.

Мозгалюк видит — дело плохо. У Федьки, пожалуй, не заржавеет. Сунулся он было в дверь, а там Нюрка стоит. Со скалкой. Тоже баба оторви да брось.

Заплакал Мозгалюк и полез. Хотел фуфайку сбросить для удобства, но Федор не дал.

— Лезь так, осколок! Нечего тут шебуршами трясти! Мозгалюк просунулся до середины и застрял: вперед не может, назад не пускают.

— Федька! — взмолился он. — Вытащи меня ради Христа. Что же ты делаешь со мной, сукин сын!

— Ну-ну! — говорит Федор. — Ты мне горбатого не лепи. Тебя вытащишь, а потом руки отсохнут. Давай скребись сам. В другой раз будешь знать, как чужих коров портить.

В общем, пролез Мозгалюк через хомут. Встал у порога — весь склизкий.

— Эх, — говорит, — Федор, Федор! До чего же темный ты человек!

— Зато ты теперь очень светлый стал, — оскалился Федор. — Вполне прозрачный. Обезвреженный. Академик хренов… Петушиная смерть.

Мозгалюк после этого скандального случая упал духом, людей начал сторониться. По дворам, конечно, уже не ходит и предреканиями не занимается. Больше того: недавно у него собственный петух перестал кур топтать. И у коровы молоко пропало. Так что Мозгалюк сейчас ищет покупателя на свой домишко — хочет податься обратно под Кишинев.

Федор Толкунов держит себя героем и спасителем населения. А горластая Нюрка его распевает на гулянках вышеприведенную частушку.

Старик Шестернин, чувствующий, видать, во всем этом свою косвенную вину, иногда поправляет ее:

— Экстрасенсы надо говорить… дура!

— А мне до фени! — отмахивается Нюрка. — Зато по-моему складнее.

КОЛЬЦО С БРИЛЛИАНТАМИ