Читаем Рассказы о необычайном полностью

Через день-два жители этой деревни видели, как во двор Ли стали въезжать телеги, полные многочисленных домочадцев, которые сидели на них целыми группами. Все видевшие приходили в недоумение, зная, что в доме Ли положительно негде поместиться. Спросили Ли – тот ничего не знал и не понимал. Когда же пришел домой, то не заметил никаких следов, даже звуков никаких не слыхал.

Через несколько дней старик вдруг является к Ли с визитом.

– Вот уже несколько дней и ночей я провел под покровом ваших палат, – сказал он с изысканной вежливостью. – Пришлось, видите ли, каждую вещь сделать с самого начала и кое-как. Пока ставили печи, пока устраивали кухню, положительно не было времени исполнить то, что полагается жильцу по отношению к владельцу помещения. Сегодня я дал распоряжение детям сварить кашу и буду счастлив, если вы соблаговолите ко мне заглянуть.

Ли пошел за ним, прошел в сад и вдруг увидел, что здесь высятся красивые, отлично построенные дома, совершенно новые. Затем он вошел в дом, и там мебель и обстановка блистали отменной красотой. Котел с вином кипел[453] под навесом, в кухне кружил пар из чайника. Тут же стали разливать вино и разносить кушанья, в высшей степени вкусные, сладкие, отборные. Все время было видно, как по двору взад и вперед бегает многочисленная молодежь, и слышны были милые, приветливые голоса ребятишек. В женских помещениях, за их пологами и занавесями, слышен смех и говор, а домашней прислуги – так уж той, по-видимому, не менее как несколько десятков, а то и вся сотня. Ли решил про себя, что это лисицы, и, вернувшись с обеда, затаил желание истребить их.

Он стал ходить на базар и покупать серу и селитру. Накупив несколько сотен фунтов, он постарался незаметно рассыпать все это в саду, и когда все было обсыпано, он разом повсюду поджег. Пламя взвилось к небу и слилось со звездами и Небесной Рекой, клубясь, как черный вещий гриб линчжи[454]. Вонь горелого и режущие глаз тучи пепла мешали подойти поближе, и только слышны были громкие вопли, плач, рев, крики суеты, все это в диком хаосе звуков, положительно оглушавших. Когда пожар стал потухать, Ли пошел посмотреть. Мертвые лисицы покрывали собой все пространство, и их обугленные головы с палеными мордами валялись неисчислимыми кучами. Только что он стал все это рассматривать, как откуда-то появился старик и с сильным негодованием, отнюдь не скрываемым, стал выговаривать Ли:

– Ведь мы никогда не ссорились, и я вас не обижал. За ваш сад, заброшенный пустырь, я дал вам сто ланов в год, что, конечно, немало. Как же вы позволили себе всех нас так уничтожить? Такое редкостное злодейство без отмщения никогда не остается…

Сказал – и в сильном гневе исчез…

Ли стал бояться, что лис начнет швырять в него камни и наделает этим беды, но прошло больше года, ничего: ни малейшей чертовщины, никаких странностей.

Это дело было в первый год государя Шунь-чжи[455]. В горах Шаньдуна, где жил Ли, стали обнаруживаться банды мятежников, пересвистывающихся и скапливающихся десятками тысяч: никакой губернатор, конечно, не мог их изловить. Ли, у которого была на руках большая семья, с тревогой задумывался каждый день, как бы уйти от мятежа. Как раз в это время в его деревне появился гадатель-астролог, называвший себя старцем из Наньшаня. Он указывал человеческую судьбу, добрую и злую, с такой отчетливой определенностью, словно видел ее собственными глазами, и слава его гремела. Ли пригласил его к себе в дом и просил исчислить, сколько ему жить. Старец в крайнем изумлении вскочил и стал в почтительно-благоговейную позу.

– Здесь передо мной настоящий, подлинный царь, – проговорил он.

Ли, услыхав это, страшно испугался и начал говорить, что ведь это же вздор, но старец с самым серьезным лицом положительно это утверждал, и Ли не то верил, не то сомневался.

– Ну как же может быть, – сказал он наконец, – чтобы так вот, голыми руками можно было принять волю Неба на воцарение?

– Неправда, – возражал старец, – с самой глубокой древности наши цари и государи в большинстве случаев, кажется, восставали из простых людей. Да и кто, в самом-то деле, бывал Сыном Неба от рождения?

Ли пришел от всего этого в восхищение, пододвинулся ближе к старцу и просил его быть при нем. Старец с величайшей решимостью взял на себя роль знаменитого Лежащего Дракона[456] и просил Ли прежде всего приготовить несколько тысяч лат и шлемов, а также луков и самострелов. Ли выразил опасение, что к нему никто не пристанет, но старец возражал ему.

– Подданный вашего величества, – говорил он, – просит разрешения соединить под вашей властью все горные группы, вступить с ними в договор, полный глубокого значения и совершенно определенный. Стоит только мне сказать, что Великий Князь есть истинный Сын Неба, как войска и командиры горных масс сейчас же и непременно откликнутся мне, как эхо.

Ли обрадовался и отправил старца в путь. Затем он вынул все свои запасы серебра и пустил их на военные доспехи.

Старец вернулся лишь через несколько дней и докладывал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги