Времени никто не замечал. Забыли и об ужине, лежавшем в кузове: жареной утке, яйцах, термосе с чаем. Всех охватило одно желание, все стремились к одной цели: пробиться сквозь грязь к селу. Настюша, впившись взглядом в освещенную фарами маслянистую, жирную дорогу, исполосованную колеями, каким-то чутьем угадывала налитые мутной водой колдобины, топкие места и объезжала их. Юрию Николаевичу казалось: вот-вот сейчас «Москвич» застрянет, остановится, но машина ползла вперед, ползла. Иногда он ободрял жену теплым словом: «Молодец, Настюша! И как ты можешь разобраться в этой грязище?» Притихли на своих задних местах и ребята.
И вдруг совсем близко засветилось несколько огней — уютных, невыразимо приятных, хотя и не особенно ярких. Вслед за этим выросли темный высокий горб сарая, изгородь, дерево. Неужели село? Да, это был долгожданный, почти сказочный Лемдяй, до которого Левашевы совсем и не чаяли сегодня добраться. Вскоре, как и говорил встречный шофер, колеса побежали легко: под ними оказалась сухая земля. Дождь не захватил село.
Смутно в потемках белела церковь, резко на ее фоне выделялись черно-зеленые деревья. Огонь светился лишь в немногих избах: колхозники легли спать. Уютно пахло жильем, сеном от ближнего стога. Где-то на окраине села парни и девушки пели мордовскую песню.
— Значит, ночуем в Лемдяе? — утверждающе спросила Настюша. — Ох, хорошо, что мы сюда выбрались!
— Хотите остаться в селе? — удивленно сказал Федя. — Зачем? Сами видите, какая дорога. Сейчас к Ново-Троицку гора пойдет, одолеем ее, а там совсем запросто и до Саранска добежим. Грязь, говорят, только в одном месте попадается. Под Мословкой уже начинается твердое шоссе… Так что ночевать дома будем.
Как всегда, держался он просто, говорил негромко, но с неподдельной душевной убежденностью и был так ненавязчиво внимателен, что Левашевы, посоветовавшись, опять охотно подчинились. Очень уж Юрию Николаевичу не хотелось опаздывать в школу.
Перед тем как идти к своей машине, Федя Голомызин сказал:
— Скоро будет развилка: глядите не сбейтесь. Держитесь проселка, что пойдет вправо. А в общем следите за моим «возом».
И вновь Настюша повела «Москвич» за красной путеводной звездой. Не прошло, однако, и четверти часа, как эта звездочка погасла, затих гул мотора; очевидно, грузовик вымахал на гору. Дорога по-прежнему была сухая. Легковая изо всех сил брала подъем, шустро шурша шинами и все-таки почему-то явно отставала. Вот машина выскочила на высокий гребень, побежала по ровному месту. Редкие огоньки Лемдяя виднелись в заднее стекло далеко внизу; затем и они стали пропадать. Впереди раскинулось темное глухое поле.
— А дяди Феди совсем нигде нету, — сказал вдруг Кузька.
— Не прозевали ль мы поворот? — забеспокоился Юрий Николаевич.
Минут десять машина еще шла в прежнем направлении, а затем заколебалась и Настюша. Решила проверить. «Москвич» повернул назад и, проехав километра четыре, действительно уткнулся в дорожную развилку, которую раньше никто не заметил: о ней-то и предупреждал Федя Голомызин.
Вновь придвинулись огоньки Лемдяя.
Свернули на проселок. «Москвич» едва тянул в гору на первой скорости и, наконец, заглох, остановился.
«Так вот почему отстали мы от Феди, — подумала Настюша. — Отказал мотор. Наверно, перегрелся: еще бы, через какую грязь пробились!»
До верхушки подъема оставалось метров полтораста. Вокруг лежали темные косогоры. Воздух к ночи посвежел, заметно похолодало. Звездное небо повисло над головой колоссальной люстрой, ветерок глухо шелестел бурьянами.
Уж теперь-то Левашевы остались совсем одни; от грузовика их отделяло по меньшей мере десять километров. Взрослые вышли из машины. Настюша открыла капот и стала искать причину неполадки. Курсы она окончила трехмесячные, права имела «шофера-любителя», и мотор знала слабо. Начала она с проверки жиклера: не засорился ль?
— Жаль, что не послушались тебя: надо было остаться ночевать в селе, — сказал Юрий Николаевич. — Детей бы могли отвести в избу. Ну, да зато не в болоте стоим и до жилья рукой подать. Не мучайся, Настюша, передремлем в кабине, а утром какой-нибудь шофер поможет…
Все-таки Настюша продолжала копаться в моторе, проверять подачу горючего. Ей стал помогать Виталька: машиной он всегда занимался охотно.
До Саранска отсюда оставалось всего километров сорок, а времени и десяти часов не было. Кузька, оживленно и с удивлением разглядывавший из окошка Лемдяй, вдруг заснул на заднем сиденье, привалясь плечом к стенке кабины.
— Встречная машина! — неожиданно закричал Виталька. — Это дядя Федя.
На горе ярко блеснули фары, длинный свет их пополз вниз по косогорам, выхватывая из тьмы бурьяны, передвигая тени. Юрий Николаевич пожал плечами: казалось невероятным, чтобы малознакомый шофер возвратился столько времени спустя из такой дали.
И тем не менее это оказался Голомызин. Видимо обнаружив, что сзади нет «Москвича», он снова поехал разыскивать случайных попутчиков.
— Опять что случилось? — спросил Федя просто, приветливо, словно и не удивившись.
— Да вот… Сами не поймем, — Настюша уступила ему место у машины.