Крутя из стороны в сторону головой, Питер заметил, что в холле совершенно нет мебели. Единственным источником света была люстра, висевшая у самой входной двери. Почтовый ящик представлял собой обыкновенную проволочную клетку с плотной бумагой на дне. Из глубины дома доносился запах поджариваемого бекона.
Очень скоро на лестнице раздались торопливые шаги, и взору Питера предстал молодой человек в халате.
— Это ты, Стефан? — крикнул он. — Мне доложили о тебе как о мистере Виски. Неужели Марфа снова удрала, или... Что за черт? Кто вы такой, сэр?
— Уимзи, — мягко представился Питер. — Уимзи, а не «Виски». Друг полисмена. Я просто заглянул к вам, чтобы поздравить с мастерским владением ложной перспективой; я-то думал, что она исчезла с лица земли вместе с непревзойденным Ван-Хуугстратеном или хотя бы с Грейсом и Ламбеле.
— О! — произнес молодой человек. У него была симпатичная физиономия, насмешливые глаза и заостренные, как у фавна, уши. Смех его прозвучал несколько уныло. — Выходит, с моим роскошным убийством отныне покончено! Хорошие вещи столь недолговечны! Ох, уж эти бобби! Надеюсь, они хотя бы устроили жильцу дома 14 славную ночку! Могу я спросить, что сделало вас участником этого дела?
— Мне всегда исповедуются несчастные констебли — ума не приложу, почему так происходит. Как только перед моим мысленным взором предстала личность в синем, которую бродяга цыганского вида пригласил заглянуть в щелку, я тут же перенесся душой в Национальную Галерею. Сколько раз мне приходилось глазеть через отверстие в черный ящичек и наслаждаться голландскими пейзажами, необыкновенно убедительно выполненными на четырех плоских стенках! Вы поступили чрезвычайно мудро, храня молчание. Ваш ирландский акцент мгновенно выдал бы вас. Насколько я понимаю, вы преднамеренно не выпускали к полицейским слуг.
— Скажите на милость, — спросил О‘Халлорен, усаживаясь бочком на столик, — вы что же, знаете наизусть, чем занимается любой из жителей этого лондонского района? Я не ставлю на картинах своего имени.
— Нет, — ответил Питер. — Подобно славному доктору Ватсону, констебль мог бы сделать из запаха скипидара должный вывод, однако он его не сделал. И все же вас выдал запах скипидара.
Насколько я понимаю, к моменту его первого появления аппарат все еще находился где-то поблизости.
— Под лестницей, — ответил художник. — Потом мы перенесли его в студию. Мой отец едва успел убрать его с глаз долой и снять табличку с номером «13», как на подмогу констеблю прибыло подкрепление. Столик, на котором я сижу, остался в столовой, где его можно было бы без труда обнаружить. Мой отец — бесподобный спортсмен: не могу нахвалиться на его присутствие духа, когда я перебегаю из дома в дом, а он держит оборону. Объяснить все было бы проще простого, здесь не потребовалось бы большой изобретательности; однако мой отец, как истинный ирландец, обожает наступать властям на фалды фрака.
— Мне бы хотелось познакомиться с вашим отцом. Единственное, что я не до конца понимаю, — это причины столь прихотливого замысла. Уж не совершали ли вы ограбление за углом, для чего понадобилось отвлечь полицию?
— Это никогда не приходило мне в голову, — ответил молодой человек с ноткой сожаления в голосе. — Нет, полицейский не был сознательно принесен в жертву. Просто он угодил на костюмированную репетицию, и такой шуткой жалко было пожертвовать. Дело в том, что мой дядя — сэр Лукас Престон, член Королевской академии искусств.
— Вот оно что, — протянул Питер, — теперь я начинаю прозревать...
— Я работаю в современном стиле, — продолжал ОХаллорен. — Дядюшка неоднократно информировал меня, что я привержен этому стилю только потому, что просто не умею толком рисовать. Мысль заключалась в том, чтобы пригласить его завтра на ужин и угостить рассказом о таинственном «доме номер тринадцать» и непонятных звуках, сопровождающих его периодическое появление на улице. Задержав его болтовней до полуночи, я бы вызвался проводить его. На улице нас настигли бы крики. Мы бы вернулись, и тут...
— Дальше все ясно, как день, — прервал его Питер. — Пережив первый шок, он был бы вынужден признать, что ваше мастерство является триумфом академической точности.
— Надеюсь, — проговорил ОХаллорен, — что представление еще сможет состояться согласно плану. — Он с некоторой тревогой взглянул на Питера, который поспешил обнадежить его:
— Я питаю ту же надежду. Надеюсь также, что у вашего дядюшки окажется здоровое сердце. Позвольте мне тем временем подать условленный сигнал моему злополучному полисмену и снять тяжесть с его души. Ему угрожает отказ в продвижении по службе ввиду подозрения в пьянстве на посту.
— Боже правый! — вскричал ОХаллорен. — Только не это! Я вовсе не хочу, чтобы это произошло! Зовите его сюда!