— Пока нет, сэр. Надеюсь жениться, когда получу повышение по службе. Если только сержант не... Ладно, здесь не место об этом говорить. Могу я спросить, давно ли вы женаты, сэр?
— Всего-навсего год с небольшим.
— Вот оно что! И как ваше самочувствие, сэр?
Питер рассмеялся:
— Я уже целые сутки спрашиваю себя, зачем, раз мне так повезло с супругой, я свалял дурака и пошел на рискованный эксперимент, грозящий полным крахом?
Полисмен с симпатией кивнул.
— Отлично вас понимаю, сэр. Но, по-моему, в жизни всегда так. Если не рисковать, то ничего не добьешься. Но риск — на то и риск, что все может обернуться боком, и вам останется только жалеть о содеянном. Кроме того, в половине случаев события сперва происходят, а уж потом у вас появляется возможность их осмыслить.
— Вполне справедливо, — согласился Питер, снова наполняя фужеры. Общество полисмена действовало на него оздоравливающе. Верный полученному воспитанию и правилам своего класса, он в моменты сильных переживаний всегда искал компании простых людей. В последний раз, когда его нервной системе угрожал очередной домашний кризис, он, доверившись инстинкту наподобие голубя, всегда находящего дорогу домой, обрел убежище в буфетной, где к нему отнеслись в высшей степени гуманно и позволили вычистить столовое серебро.
Шампанское прочистило ему мозги и прогнало остатки сонливости. Он с интересом следил, как действует на констебля «Пол Роджер» 1926 года: первый фужер настроил гостя на философский лад, второй напомнил о необходимости представиться — констебля звали Альфред Берт — и снова погрузил его в воспоминания о загадочных неладах с сержантом из их отделения; за третьим же, как и предполагалось, последовал рассказ:
— Вы совершенно правильно отметили, сэр, что я — новенький на этом участке. Я здесь только с начала недели, поэтому еще не знаком ни с вами, сэр, ни с остальными здешними жителями. Джессоп, скажем, знает здесь любого, Пинкер — тоже, только его перевели. Помните Пинкера? Здоровенный малый, раза в два выше меня, с песочными усами... Так я и знал.
Так вот, сэр, я и говорю, что знаю участок скорее в общих чертах, а не как свои пять пальцев, поэтому я вполне способен свалять дурака, но уж что видел — то видел. Видел, как вас сейчас, но будучи притом трезвым, как стеклышко. Что же до ошибки в счете — ну, это со всяким может приключиться. Во всяком случае, цифру «тринадцать» я видел так же, как вижу сейчас ваш нос.
— Это вы верно подметили, — поддакнул Питер, нос которого действительно было трудно проглядеть.
— Вам знакома улица Мерримен'з-энд, сэр?
— Кажется, да. Это часом не длинный проезд, оканчивающийся тупиком, где-то на задворках Саут-Одли-стрит, где по одной стороне идут дома, а по другой — высокая стена?
— Совершенно верно, сэр. Такие высокие, узкие дома, все на одно лицо, с большим крыльцом и колоннами.
— Да. Похоже на путь для отступления с самого опасного участка на Пимлико[96]. Ужас! Кажется, эту улицу так и не достроили, иначе и у нас напротив выросло бы такое же безобразие. Вот этот дом — настоящий восемнадцатый век. Какое он производит на вас впечатление?
Полицейский Берт оглядел широкий вестибюль: камин в стиле Адама[97], окружающие его лепные украшения, огромные двери, высокие, закругленные сверху окна, благородные пропорции лестницы. Поискав подходящие слова, он медленно произнес:
— Дом для джентльмена. Есть, где вздохнуть широкой грудью, понимаете? В таком месте трудно позволить себе вульгарное поведение. — Он покачал головой. — Но, по правде говоря, уютным его не назовешь. Это не то место, где такой человек, как я, захотел бы посидеть, расслабившись и накинув одежонку попроще. Высокий класс! Никогда не раздумывал об этом прежде, но вы навели меня на мысль, и я понял, чего недостает тем домам на Мерримен’з-энд: они какие-то стиснутые. Я только что побывал в некоторых из них, и точно: стиснутые... Об этом я и собирался вам рассказать.
Примерно в полночь я свернул на Мерримен‘з-энд, как предписывается моим служебным маршрутом. Я дошел почти до дальнего конца улицы, когда заметил типа, который как-то подозрительно возился у стены. Как вы знаете, сэр, там расположены задние ворота, ведущие к домам. Потертая личность в мешковатом пальто, точь-в-точь бродяга с набережной. Я направил на него луч своего фонаря — улица освещена скверно, да и ночь выдалась темная, — однако лица его почти не разглядел из-за обвислой шляпы и шарфа, которым он обмотал шею. Только я успел подумать, что тут что-то нечисто, и собрался спросить его, что он там потерял, как из дома напротив раздался страшный крик. Ужас, а не крик, сэр! «Помогите! — кричал голос. — Помогите, убивают!» У меня от этого крика душа ушла в пятки.
— Кто кричал — мужчина, женщина?