Рассказы о любви

Он брел, шатаясь, по родному городу, встречавшему зиму, и ему все казалось, что он здесь впервые. Самый красивый город на земле и самый беспощадный к неудачникам. Он смотрел на виденные тысячи раз здания и не узнавал их. А город не узнавал его. Городу было так же наплевать на то, что он еще волочит ноги по его широким улицам, как и всем вокруг. Через пару недель он сдохнет, и на это тоже никто не обратит внимания. Он больше никому не нужен.

Погруженный в свои мысли, он не замечал ничего, и опомнился только когда под самым его носом с визгом затормозила машина. Он поднял глаза: шикарный джип. Водила, опустив стекло, что-то орал ему, но он уже не слышал, что. Его ударило током, оглушило: слишком близко, в полуметре от себя, он увидел за стеклом джипа овальное лицо, широко расставленные голубые глаза, по-прежнему густые темно-рыжие волосы, приподнятые над высоким лбом, бриллиантовые серьги. Шикарная женщина. Кто б сказал, узнать невозможно, но он узнал.

Водила давно отматюкался, машина промчалась мимо, а он все стоял на ледяном ветру, и мимо него проносились сотни машин, иные в опасной близости, а он все стоял у самой кромки тротуара, и не пытаясь перейти улицу, и не возвращаясь обратно на тротуар. Сука-судьба расщедрилась напоследок, спасибо. Он засмеялся, закашлялся, судорожно втянул обжигающе холодный воздух. Она изменилась, но он сразу узнал ее, а она скользнула по нему равнодушным взглядом, не признала.

А перед его глазами мигом встало удивительно отчетливо, словно было вчера: гроза, вспышки молний, ливень, скользкие листья и колючие ветви; он, сам промокший до нитки, ломает стебли мокрым пышным розам. Все было как в старой песне: тысячу лет назад влюбленный мальчишка из второго отряда рвал в чужом саду красные розы для самой красивой девочки в лагере. Он ободрал в кровь все руки и, еще хуже, простудился и заболел. Его положили в лазарет. Он лежал и скучал, а из-за окна доносились веселые голоса игравших ребят. Целый день к нему кто-то забегал, но ее не было. Она пришла поздно вечером, когда он перестал ждать. Подошла к кровати, улыбнулась и вдруг повернулась спиной.

-- Смотри. Нравится?

Он сперва не заметил, потом увидел - хвост густых, темно-рыжих волос был украшен маленькой темно-красной розой, роза была прикреплена к резинке, сдерживавшей волосы. Он не успел сказать, что ему нравится как она выдернула розу, кинула ему на кровать, потом сняла резинку, отпустила волосы на волю, села рядом. И так сильно пахло розами, цветок ли это благоухал или ее волосы?

-- Боле-е-ешь, - протянула она. - Ничего, все пройдет.

-- Конечно, -- ответил он.

Она потянулась к нему, ее волосы упали на его лицо, потом их губы слились. Один раз, и снова, и снова.

Как быстро убежала она тогда из комнаты, оставив свою розу, он так и не успел сказать ей... Больше она не приходила, а когда через два дня он вышел из лазарета, ее уже не было в лагере, за ней почему-то приехали родители, увезли ее досрочно. Она поблагодарила его за сорванные им в грозу в чужом саду розы, а он так и не успел сказать ей спасибо за первые поцелуи в его жизни. Что бы не было потом - а потом было много всякого -- он всегда ее помнил. Ему было тринадцать лет, а ей двенадцать, и под вспышки молний он ломал розовый куст в чужом саду, а ливень хлестал его по лицу, но он не ушел, пока не собрал огромный букет. Он был даже рад узнать, что у нее все хорошо. Она заслуживала счастья - богатого мужа, дома, детей, уюта, всего того, чего он ей не смог бы дать. И все-таки жаль, что она его не узнала...

Он стоял на ледяном ветру на пороге ночи и, глядя вслед промчавшейся машине, беззвучно шептал "спасибо", а огромный, прекрасный, жестокий город засыпал мелкий, первый в этом году октябрьский снег.

ВРЕМЯ СТОЯНКИ ПОЕЗДА -- ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ

В тот августовский день с севера позвонила тетя Поля, непутевая младшая сестра матери. Позвонила соседям, Нечипоренкам, жившим в двухэтажном кирпичном доме, те бросились звать мать, еле успели. Домой мать вернулась с сияющим лицом: оказалось, тетя Поля замуж выходит. И тут же отправила Васька на станцию, к бабе Вере, сообщить радостную весть.

Его все называли по доармейской кличке - Васёк, и это его немного злило. Он успел уже закончить школу, и хорошо закончить, с двумя четверками, отслужить два года в танковых войсках, теперь работал помощником комбайнера и казался себе очень взрослым, солидным мужчиной, знающим жизнь. И внешне уже не пацаненок, каким уходил в армию: высокий, широкоплечий, со светло-русыми усиками на загорелом лице. А все "Васёк", "Васёк"!

На станцию он пошел нехотя - жарко очень, хоть и было до нее всего пятнадцать минут ходьбы. В такую жару даже собаки спят в тени, куры прячутся. Пока шел, только одного человека и встретил, а ведь Семихатки село большое. Большое село и крупная железнодорожная станция, где всегда, в любую погоду кипит жизнь.