Он отложил перо и долго, подперев голову рукой, сидел с закрытыми глазами. То, что отвергала мысль, нашептывало сердце. Оно уводило его в царство мечты, чтобы заглушить душевную боль, рисовало перед его внутренним взором картины невозвратимые и несбыточные, звало в союзники разум. Тот пытался помочь сердцу, и не мог, потому что разум питает не надежда, но истина, не желаемое, но неизбежное.
«И верь, скажу, паки, верь, вечность не есть мечта» — это для утешения. Но вот истина: «Верь, по смерти все для тебя минуется, и душа твоя исчезнет».
«Жестокосердный! Ты лишаешь даже надежды претертую злосчастием душу, и луч сей единственный, освещавший ее во тьме печалей, ты погашаешь!»
Встала Елизавета Васильевна и подбросила в печь на тлеющие угли несколько поленьев.
— Уже утро, Александр, — сказала она, подойдя к нему и положив ему руки на плечи. — А ты еще не ложился… Я пойду открою ставень.
Когда Елизавета Васильевна, накинув на плечи шубу, вышла, он встал из-за стола и подошел к окну. Ставни снаружи со стуком распахнулись. Яркий солнечный свет ударил в лицо. За окном было тихо. Вьюга унялась. Радищев увидел заметенный снегом без единого следа двор.
— Смерть — это вот что, — сказал он себе, — это та ничтожная сумма, которую мы выплачиваем природе за жизнь, за право воплотиться навечно в мудрых мыслях и делах, достойных великого Отечества.
ГРАНИЦЫ РАЗУМА
(Иммануил Кант)