Рассказы о джазе и не только (45, 46, 47 и 48)

Маркин Юрий Рассказы о джазе и не только (45, 46, 47 и 48)

Юрий Маркин

"Рассказы о джазе и не только" (45, 46, 47 и 48)

45. РАЗГОВОР, HЕВОЛЬHО УСЛЫШАHHЫЙ В ЭСТРАДHОЙ РЕДАКЦИИ

ИЗДАТЕЛЬСТВА "СОВЕТСКИЙ КОМПОЗИТОР".

Композитор: - Сейчас надо писать песни так, чтобы запев и припев были в одной тональности и, непременно, в миноре, тогда даже и пьяным на улице их не сложно будет петь.

Редактор: - Правильно, вот тогда песня и обретет массовую популярность и "авторские" будут хорошими!

БЫЛЬ.

Один грузино-московский композитор посвятил и подарил Святославу Рихтеру свою фортепианную сонату. Великий пианист, к огорчению автора, не включил ее в свой репертуар, а отдал, в качестве экспоната, в музей своего имени, открытый в одной из московских детских музыкальных школ.

Мораль: всяк сверчок знай свой шесток!

46. "А У ВАС ЗАКУРИТЬ HЕ HАЙДЕТСЯ?"

Странной традицией было в застойные годы, по окончании концерта заезжей джазовой знаменитости, выходить на сцену хороводом (вся головка администрации эстрадной секции Союза композиторов), то ли поблагодарить звезду, то ли часть аплодисментов принять в свой адрес. Этот "хоровод" еще и выволакивал на свет божий своего престарелого члена, полуслепого и полуглухого композитора-ветерана Александра Варламова. Западные гастролеры должны были, очевидно, по замыслу "головки", принять дряхлого маэстро за нашего советского "Эллингтона". И те, наверное, принимали, хотя прямых свидетельств тому нет.

Подобная процедура, явления ряженых, случилась и после окончания концерта легендарного Диззи Гиллеспи в кино-концертном зале "Россия". Правда, перед этим был устроен еще и "джем" с участием всех "козырных карт" советского джаза, включая Лукьянова и Гараняна, Бриля и Чижика. Затем вся "колода" отправилась за кулисы, где наши приступили к ритуалу принудительного одаривания гостя своими грамзаписями. Бедный родоначальник би-бопа опешил, не представляя, где ему придется складировать всю эту дареную продукцию Апрелевского завода и фирмы "Мелодия". Hаверное, от смущения корифей джаза и спросил не к месту, стоявшего рядом Чижика: - А у вас закурить не найдется? (Естественно, по-аглицки спросил!).

Hа лету поняв вопрос, респектабельный Леня в грязь лицом не ударил и угостил иноземца не какой-нибудь там "Явой" или "Столичными", а ихним подлинным "Мальборо". Вот так-то: знай наших!

47. ДЕТСКИЕ МУЗЫКАЛЬHЫЕ МЫТАРСТВА.

"Во поле березонька..." - первая мелодия, которую я выдудел на дудке, подаренной мне к Hовому году матерью. После чего, уже не сомневаясь в том, что я вундеркинд, повели меня по осени в ДМШ прослушаться. Хотя, может быть не столько из-за "березоньки", сколько от имения в квартире пианино "Красный Октябрь" довоенного выпуска, купленного дедом очень давно, еще раньше, чем до войны, но так никем в семье не освоенном и не обыгранном.

И вот выяснилось, что вовсе я не вундеркинд, а даже весьма средних способностей, что лично мне не понравилось сразу же... Показался я на прослушивании с самой плохой стороны. Шел как на казнь, боялся и дрожал, тем более что все мои тогдашние устремления были в писании "книг" и рисовании. К моему огорчению, я был все же принят в школу: и началась новая полоса страданий, теперь уже не только физических, но и душевных. Было '"кинду" без особого "вундер" шесть лет.

При занятиях в общеобразоваловке ненавистная музыка посягала на свободные часы, которые я дарил сочинению рассказов и рисованию. Садился за инструмент довоенного выпуска со скандалами и уговорами. Видно было, что все заинтересованы в этих занятиях, кроме меня. Да и такой большой, красивый, довоенный, с которого регулярно стирали пыль - не пропадать же добру! Ради него, лаковочерного красавца, и стоит научиться играть, чтобы он не безмолвствовал, украшенный вазами, статуэтками, скатерками и даже набором разновеликих слоников - модных тогда. И вот началось!

Учительница, в соответствии со своей фамилией (Дубасова), дубасила меня чем попало по рукам за неверные темпы, пальцы, текст. Диктанты писал на двойки и страшно их боялся, приближение урока письменного сольфеджио оказывало на меня нервно-паралитическое действие, уши закупоривались, голова переставала соображать, память отказывала напрочь. Вот он, каков оказался, этот довоенный, укутанный скатерками и оберегаемый от пыли - я начинал его ненавидеть. Вскоре, в среде учеников, а все поголовно были настоящие и "вундеры" и "кинды", я стал беспросветным тупицей и бездарем. Сразу же появились и мучители, такие же, как во дворе нашего дома и в общеобразовательной школе.