К этому моменту Бача переместился на пятый пост, притащив с собой патроны. Там теперь воевали он, Дима и Лёха. В ходе боя по вспышкам была засечена двадцать одна огневая точка противника.
По рации пришла информация, что при переходе на третий пост, попав под взрыв чеченской подствольной гранаты, получили контузию Сан Саныч и охранявший его младший лейтенант Алексей Р.
Между тем ночной бой продолжается.
Но вот гаснут одна за другой огневые вспышки автоматов и пулеметов боевиков, потому что спецназ лучше воюет. Бой затихает, как догорает костер. И снова напряженная тишина, снова по фронту в поисках жертв рыскают «ночники», указательные пальцы по-прежнему на спусковых крючках.
Вдруг на чеченской стороне начинают тоненько помаргивать карманные фонари. И Сан Саныч дает команду:
— Не стрелять! Боевики ищут своих погибших. Пускай выносят…
На этот раз майор и лейтенант Михаил П. слышат погребальный бой барабанов. Он не оставляет надежд тем, кто ждет в горах возвращения своих. (Через неделю разведке спецназа станет известно, что из 39 сепаратистов, приходивших в Грозный, в горы вернутся только девять).
На рассвете Бача, взяв желтую краску и кисточку, на броне своего БТРа прописью первоклашки изобразил: «Любите нас, пока мы живы».
«Я хочу, чтобы тебя там никто не убил»
Контуженый чеченский пёс Косячок давно приблудился к нам и не пускает на освоенную территорию блокпоста других собак. Сверхбдительный, он и сейчас зорко смотрит в сторону позиций полевого командира Ширхана, где днем, видимо, пробуя двигатель, рыкала БМП.
Черные барханы — гиблое место. В этих простирающихся неизвестно на сколько песках можно укрыть не одну танковую бригаду. И мы принимаем решение отправить в тыл противника разведгруппу из трех человек. Танковой бригады у боевиков, конечно, нет. Но появление чеченской БМП в зоне нашей ответственности — не лучший подарок к Новому году.
— Надо бы, — шутит командир, — заслать к Ширхану его земляка Косячка…
— Лучше мы сами. Разведка в Новый год — память на всю жизнь, — отвечает, улыбаясь, старший группы лейтенант Порубаев.
В вагончике, где разведчики третьей роты собираются в путь, вместе с ними еще двое: похожий на французского певца Джо Дассена старший блокпоста капитан Ранов и я — его зам. по «борьбе с личным составом».
За стенами теплого вагончика заснеженная черная степь, ветер, мороз, чеченские боевики, да наш, готовый ко всему, взвод российской милиции — вот такой пейзаж на подступах к новому 1996 году.
У себя на родине в батальоне патрульно-постовой службы третья рота — это спецназ, нигде не числящийся. Просто капитан Ранов, в прошлом спецназовец ВДВ, достойно подготовил своих людей. В активе роты самое большое количество задержаний, изъятого оружия, наркотиков. Теперь командированная на Северный Кавказ рота разбросана по блокпостам.
Нас постоянно обстреливают, мы отвечаем из АГЭЭСа, пулеметов. Вести огонь можно только по видимым целям — таков приказ. Знает ли тот, кто готовил его в Москве, что в дневном бою видимые цели — редкость такая же, как белые медведи в Сахаре.
Что касается стрельбы, она бывает беспорядочная, параллельная, провокационная. Хотя мы и находимся на возвышенности, блокпост как бы на острие. Надеяться можно только на самих себя. Резерв, пока доберется до нас, сам может несколько раз умереть.
В вагончик командира, постучавшись, входит радист, докладывает:
— На связи Ширхан…
Мы выходим на холод. Поговорить с полевым командиром боевиков сейчас, перед разведвыходом наших людей, самое время. «Ширхан» — позывной чеченца, о котором мы пока мало что знаем.
— Аллаху Акбар, командир! — голос боевика слышен отчетливо, точно он в пяти метрах от нас.
— Воистину спецназ, — с улыбкой отвечает Ранов.
— Сегодня Новый год. Стрелять не будем? — смеется Ширхан.
— Мы не намерены.
— У нас тоже охоты нет.
— Я слышал… У вас Новый год отменен? Нет больше такого праздника? — спрашивает Ранов.
— Отменили, отменили. Мы теперь по Шариату живем. Пить нельзя.
— Вот это правильно. Что еще имеешь сказать?
— Поздравить тебя хочу! С Новым годом!
— И тебя с новым счастьем.
— Конец связи! — неожиданно резко, словно мы оторвали его от важного дела, произносит Ширхан.
— До связи, — спокойно прощается командир.
— Не надолго его хватило, — говорю я.
— Может, особист помешал, — задумчиво отвечает Ранов.
Нам известно, как строги в чеченских боевых порядках представители Департамента государственной безопасности Ичкерии.
Ветер яростно гонит нас в тепло, но мы с капитаном Рановым идем проверять посты. Темнота душит нас в своих объятиях. Все наши мысли о бойцах, которым сегодня встречать Новый год в окопах, пулеметных гнездах, в секретах, на снайперских лежках. В тепле только смена, резервная группа да три разведчика, которым скоро в дорогу.
— Не идет у меня из головы эта проклятая БМП, — говорит командир. — Нехорошая вокруг тишина. Ширхан ведет себя, как лондонский дэнди. Раньше матом ругался, теперь с праздником поздравляет.