Рассказы о Чапаеве

- Это утром, в бою... пуля чуть царапнула руку.

- На перевязке был?

- Не-ет, не был... Да всё прошло, товарищ Чапаев! - горячо заговорил паренёк, поймав на себе недовольный взгляд Василия Ивановича. - Ей-ей, не болит!

- А если заражение будет?.. Сейчас же отправляйся на перевязочный пункт.

Паренёк ушёл.

Артиллерист облизал ложку и, выразительно подмигнув в сторону Серёжки Курочкина, всё ещё трудившегося над бачком с кашей, сказал Чапаеву:

- А у нас, Василь Иваныч, Курочкин жениться собирается.

Чапаев еле приметно улыбнулся:

- Что ты говоришь? Не слыхал!

- Как же! - продолжал артиллерист. - "Как побьём, говорит, всех беляков, так и оженюсь!" В Гусихе, слышь, невеста живёт. Настасьей прозывается...

Бойцы засмеялись. Заулыбался и Курочкин, показывая ровные, снежной белизны зубы.

- Эх, и выдумщик же ты, Иван! - незлобно проговорил он, звучно хлопнув артиллериста ладонью по широкой спине.

Тот собирался рассказать что-то ещё, но гармонист его перебил:

- Подожди, балагур! У меня к Василь Иванычу вопрос имеется. Такой, знаешь ли...

- Ну-ну, слушаю, - сказал Чапаев. Он любил Курочкина за его храбрость, весёлый нрав и неугомонную страсть к раздольным русским песням.

Курочкин погладил ладонями колени и, щурясь от яркого пламени костра, наклонился всем туловищем в сторону Чапаева.

- Скажи, к примеру, Василь Иваныч, - начал он неторопливо. - К примеру, значит, так... побьём это мы всех врагов - и тутошних и тех, которые из других держав нос свой суют к нам, тогда, значит...

- А ты, я вижу, плохо слушал позавчера комиссара, - вступил в разговор артиллерист. - Как он говорил? Разобьём всю контрреволюцию и жизнь мирную начнём строить. И год от году эта наша жизнь всё светлее и радостнее будет. Комиссар так и сказал: "Этой светлой дорогой мы придём, товарищи, к коммунизму!"

- И зачем ты меня перебиваешь! - рассердился Курочкин. - Я и без тебя про всё это могу сказать... Меня вот какой вопрос мучает... - Гармонист глянул в глаза Чапаеву и прижал к груди свои руки. - Ну-ка, рассуди, Василь Иваныч! Вот мы построим на своей земле светлую коммунистическую жизнь, а как же в других-то державах? Неужто буржуи-вампиры так и будут кровь сосать из трудового человека?.. Или как?

Чапаев сбил на затылок папаху.

- Нет, не бывать этому! - вдруг решительно проговорил артиллерист. Непременно и в других державах рабочие и крестьяне свергнут буржуев... Тогда уж, ребята, сообща со всеми народами коммунизм на всей земле построим! Верно, Василь Иваныч?

Чапаев кивнул головой.

- А скоро, Василь Иваныч? - не унимался Курочкин.

- Что - скоро?

- Ну, когда, значит, в других державах рабочие и крестьяне Советскую власть установят?..

Чапаев наклонил голову, задумался. Немного погодя он негромко произнёс:

- Вот Ленина к нам бы сюда... Он бы обо всём рассказал.

Василий Иванович посмотрел поверх слабых язычков затухающего костра куда-то в умиротворённо тихую ночную даль.

- Ленин, товарищи, вперёд, должно быть, лет на тыщу всё насквозь видит! - взволнованно сказал он.

Двое или трое бойцов повернулись назад и тоже поглядели в ту сторону, куда устремил свой взгляд Чапаев, как будто поджидали: не подойдёт ли сейчас к костру Ленин?

Несколько минут все молчали. Первым заговорил здоровяк артиллерист:

- Лежишь это когда ночью и думаешь... обо всём думаешь... о жизни нашей. И так который раз, Василь Иваныч, за сердце возьмёт... Неужели не придётся мне при коммунизме пожить? Ведь я же за него кровь свою проливаю!

Чапаев поднял руки и, обняв сидевших рядом с ним бойцов, задушевно сказал:

- Доживём, товарищи! Непременно доживём! Это я вам правду говорю... Ну, само собой, постареем малость, без этого уж не обойдёшься... Так, что ли, Курочкин?

- Верно, Василь Иваныч! - засмеялся тот и подхватил на руки гармошку: он с одного взгляда понимал Чапаева.

Василий Иванович расправил усы, приосанился и запел звонким, приятным тенором:

Ты не вейся, чёрный ворон,

Над моею головой...

Чапаевцы дружно подхватили любимую песню своего командира.

В ДОРОГЕ

Ветер срывал с деревьев омытые дождём листья, и они падали в грязь. Низко над землёй ползли грузные серые облака. В лощинах дымился туманец.

Шофёр вёл машину осторожно, огибая рытвины и лужи. Брезентовый верх был весь дырявый, потому-то его и не подняли во время сборов в дорогу. Сырой, забористый ветер дышал в лицо холодом.

На колени Чапаеву упал багровеющий лист клёна, крупный, чистый, с янтарными капельками дождя.

Василий Иванович смотрел на лист и улыбался. Глазам его представилось: синее-синее небо, радужные нити паутины, плывущие над головой, сморённые жарой перелески, таинственные в сумерках заводи озёр с ленивыми, нагулявшими жир утками.

Шофёр заметил улыбку Чапаева и тоже улыбнулся.

- Хорошо... - сказал Василий Иванович и стряхнул с шинели лист.

"А Чапай простой человек, душевный", - подумал шофёр, вглядываясь в дорогу через закапанное стекло.

Вдали замаячил кустарник. За ним начинался крутой берег мелководной, извилистой речки.

- До Ташлина доехали, - сказал Чапаев, переставляя уставшие от долгого сидения ноги.