— Он у нас мастер на разные фокусы, — подтвердил Зайцев.
— Ты тоже птица стреляная, — посмотрел в его сторону Чапаев. Кузнецов молодец! Снаряды нам до зарезу нужны. — Василий Иванович вдруг повернулся в сторону ординарца: — О чём задумался, философ? Может, и взаправду пошлём в Жигулёвские горы кладоискателей, а?
Исаев взглянул на своего командира. Глаза у Чапаева были сощурены, и в них таилось добродушное лукавство.
— Стоит ли, Василий Иваныч? — вопросом ответил Петька, тряхнул головой и от всей души рассмеялся.
ВЗЯТИЕ НИКОЛАЕВСКА
Повернувшись к окну спиной, грузный Лоскутов тяжело прошёлся по комнате.
«Что предпринять? Как выйти из затруднительного положения?» — в сотый раз спрашивал себя командир Пугачёвского полка. В тягостном раздумье Лоскутов то и дело ворошил копну жёстких волос. На лбу собрались морщинки.
Тревожили ненужные, посторонние мысли. Почему-то вспомнилось, что, с тех пор как бригада возвратилась из похода на Уральск, он ни разу не смог съездить в Селезнёвку повидаться с детишками, и сердце вдруг защемило. Как-то раз приезжала на день жена, он обещал непременно навестить детей, но так и не сдержал своего слова.
Лоскутов вздохнул, посмотрел по сторонам.
Комната была большая, неуютная. В раскрытые окна, выходившие на улицу, доносились ружейная перестрелка, прерывистые пулемётные очереди и пофыркивание привязанных к коновязи штабных лошадей. За тонкой тесовой перегородкой исступлённо трещал телефон. Кто-то снимал трубку и торопливо в двадцатый раз кричал охрипшим голосом:
— «Волга» слушает! Кто вызывает?
В окно заглянул лучик солнца. Сизый от махорочного дыма, он упал на расстеленную на столе карту, и лежавший на самом углу циркуль неожиданно ослепительно заблестел.
Заложив за спину руки, Лоскутов подошёл к столу. Вскинул глаза на сидевших в глубоком молчании командиров. Глухо проговорил:
— Ну, что делать будем?
— Д-да, положеньице… — неопределённо протянул Силантьев и ещё ниже склонился над картой.
Сидевший на подоконнике Дёмин ничего не ответил.
А положение действительно было критическое.
В Самаре хозяйничало белогвардейское правительство. А на юг, вниз по Волге, в направлении на Саратов и Царицын, продвигались части чехословацкого корпуса, состоявшего из военнопленных. Этих военнопленных чехов, получивших разрешение от Советского правительства выехать к себе на родину, подняли на мятеж против молодой социалистической республики английские и французские капиталисты.
20 августа чехословацкие части заняли город Николаевск. Для Красной Армии это была большая потеря. Из Николаевска открывался прямой путь на Саратов. Советские войска оказались зажатыми в огненное кольцо.
Николаевск необходимо было освободить во что бы то ни стало. И вот полкам бригады Чапаева, расположенным в Порубежке и Карловке, было приказано выступить через село Давыдовку и атаковать противника в лоб.
Но как выполнить этот приказ, когда полк Лоскутова, находившийся в Порубежке, уже вёл бой с отрядом белочехов? Противник захватил переправу через Большой Иргиз и теперь настойчиво стремился ворваться в Порубежку.
— И надо ж так случиться… Только ведь уехал Василий Иванович в отпуск на несколько дней — и вот на тебе, началась заваруха! — покачивая головой, сказал Силантьев, отрываясь от карты. — Но приказ есть приказ. Выполнять надо!
Лоскутов насупил широкие брови.
— Если мы начнём отход на Давыдовку, — медленно заговорил он, — чтоб атаковать противника в Николаевске… как ты думаешь, этот отряд оставит нас в покое?
— Как бы не так! — воскликнул молчавший до того Дёмин. Высунувшись в окно, он зло плюнул.
Внезапно Дёмин спрыгнул с подоконника и стремглав бросился к двери.
— Василий Иванович скачет! — закричал он. — Право слово, он!
Чёрные лакированные крылья тарантаса, ставшие матовыми от пыли, беспрерывно дребезжали.
От жары земля потрескалась. Дорога, сплошь покрытая выбоинами и кочками, гудела под колёсами, словно она была отлита из чугуна. Горячий попутный ветер подхватывал густую серую пыль и нёс её впереди бешеной тройки.
С приближением к Порубежке Чапаевым овладело ещё большее нетерпение: скорее, скорее в штаб! Василий Иванович часто вставал с сиденья и, держась за костлявое плечо Исаева, восседавшего на козлах, острым взглядом впивался в несущуюся навстречу дорогу.
— Погоняй, Петька! Погоняй! — просил он.
Позади тарантаса скакало несколько верховых, и спину Чапаева обдавало душным дыханием уставших, потных коней.
С реки доносилось чёткое татаканье пулемёта, приглушённые выстрелы беспорядочной стрельбы.
— Погоняй, Петька! Погоняй! — настойчиво теребил за плечо ординарца Василий Иванович.
Но вот и село. Промелькнули гумна с заброшенными ригами, амбар без двери, и тройка влетела в безлюдную улицу. Отчаянно закудахтали куры, ошалело разбегаясь с дороги, во дворе визгливо затявкала собака.
Проезжали площадь, когда внимание Чапаева привлекла странная толпа, сгрудившаяся у пожарного сарая. Мелькали непокрытые головы, белые нательные рубахи, голые спины.
— А ну-ка, заверни, — приказал Василий Иванович Исаеву.