Рассказы, не вошедшие в сборники

Джекобс фыркнул:

— Очень даже сталкивался.

— И что?

— Я никогда не спорю.

— Но ты же уверен в своей правоте, — настаивал Рейбер.

— Я никогда не спорю, — повторил Джекобс.

— Ну а я намерен поспорить, — заявил Рейбер. — Я хочу наловчиться говорить разумные вещи так же с лету, как они порют чушь. В таких спорах все решает быстрота реакции. Понимаешь, — продолжал он, — я не собираюсь никого обращать в свою веру. Я просто отстаиваю свою позицию.

— Понимаю, — сказал Джекобс. — Надеюсь, у тебя получится.

— У меня уже получилось! На, прочитай сам. Рейбер задался вопросом, бестолков ли Джекобс или же просто слишком занят сейчас.

— Ладно, оставь свою бумажку. И не трать нервы на споры с парикмахерами.

— Это надо сделать, — сказал Рейбер. Джекобс пожал плечами.

Рейбер рассчитывал подробно обсудить с ним свои доводы.

— Хорошо, я загляну попозже.

— Лады, — сказал Джекобс.

«Зачем я вообще приперся к нему со своим делом?» — подумал Рейбер.

Во вторник днем, собираясь идти в парикмахерскую, Рейбер нервничал и решил проверить действенность своей аргументации на жене. Откуда он знает, вдруг она и сама за Хоука? Всякий раз, когда он заводил речь о выборах, жена считала своим долгом сказать: «Если ты занимаешься преподаванием, это еще не значит, что ты все знаешь». Разве он когда-нибудь утверждал, что знает все? Возможно, к ней вообще не стоило обращаться. Но Рейбер хотел проверить, как изложенные на бумаге доводы воспринимаются на слух, произнесенные спокойным, непринужденным тоном. Текст не длинный, это отнимет у нее не много времени. Наверное, жене сейчас недосуг. С другой стороны, возможно, все услышанное произведет на нее впечатление. Вполне возможно. Он позвал жену.

Сию минуту, сказала она, только пусть он подождет немного, сейчас она тут закончит… Словно всякий раз, когда она бралась за что-нибудь, ей обязательно приходилось отвлекаться на посторонние дела.

Рейбер сказал, что не может ждать целый день — до закрытия парикмахерской оставалось сорок пять минут, — и нельзя ли поторопиться?

Жена вошла в комнату, вытирая руки о фартук: хорошо, хорошо, вот она я. Ну, что там у тебя?

Он принялся излагать свои основные тезисы, очень спокойно и непринужденно, глядя поверх ее головы. Слова, произносимые мягким, выразительным голосом, звучали весьма убедительно. Интересно, подумал он, в самих ли словах здесь дело или в интонациях? Рейбер сделал паузу посреди фразы и бросил взгляд на жену, пытаясь по выражению лица понять ее реакцию. Она сидела в кресле, чуть повернув голову к столику рядом, на котором лежал раскрытый журнал. Едва только он умолк, она встала.

— Очень мило, — сказала она и ушла обратно на кухню. Рейбер отправился в парикмахерскую.

Он шел медленно, думая о предстоящей дискуссии, время от времени останавливаясь и рассеянно глядя в витрины магазинов. В витрине фуражной лавки Блока выставили автоматы для убоя кур. «Теперь все слабонервные могут резать свою птицу сами», — гласило рекламное объявление над ними. Рейбер задался вопросом, много ли слабонервных пользуется такими автоматами.

Приблизившись к парикмахерской, он увидел за стеклянной дверью мужчину с начальственной наружностью, сидящего в дальнем углу и читающего газету. Рейбер вошел и повесил шляпу на вешалку.

— Жарковато сегодня, — заметил он.

— Скоро охотничий сезон закончится, — откликнулся парикмахер.

«Ну ладно, — хотел сказать Рейбер, — давайте приступим сразу к делу». Он решил перейти к изложению своих доводов при первой же возможности, возникшей по ходу разговора. Толстяк не обратил на него внимания.

— Вы бы видели, какой выводок на днях подняла моя собака, — продолжал парикмахер, пока Рейбер усаживался в кресло. — Куропатки вспорхнули, и мы подстрелили четырех, потом они собрались в стаю, и мы подбили еще двух. Весьма неплохой результат.

— Никогда не охотился на куропаток, — хрипло проговорил Рейбер.

— Нет ничего лучше, чем взять с собой негра, охотничьего пса, ружье и отправиться на охоту, — сказал парикмахер. — Вы много потеряли в жизни, коли ни разу не охотились на куропаток.

Рейбер прочистил горло, а парикмахер принялся за работу. Толстый мужчина в углу перевернул страницу газеты. «Зачем, как они думают, я явился сюда?» — подумал Рейбер. Они не могли забыть. Он ждал, слыша жужжание мух и приглушенные мужские голоса, доносившиеся из заднего помещения. Толстяк перевернул следующую страницу. Где-то в глубине парикмахерской Джордж медленно возил шваброй по полу, потом останавливался, скреб пол, а потом снова…

— Вы по-прежнему за Хоука? — спросил Рейбер парикмахера.

— Ах да! — Парикмахер рассмеялся. — Да! Совсем из головы вылетело, знаете ли. Вы же собирались объяснить нам, почему голосуете за Дармона. Эй, Рой! — крикнул он толстяку. — Иди сюда! Сейчас мы с тобой узнаем, почему нам следует голосовать за Славненького Мальчонку.

Рой хрюкнул и перевернул страницу.

— Подождите, дайте дочитать заметку, — пробурчал он.

— Что там у тебя, Джо? — крикнул один из мужчин, находившихся в заднем помещении. — Один из ребят-демократов?

— Ага, — сказал парикмахер. — Он собирается толкнуть речь.